Дочь палача

— Она не хотела больше с ним спать, — ответил Куизль и стал осматриваться вокруг. — Он попросил знахарку приготовить ему любовный напиток, но та отказала ему. Считает, что это колдовство. Тогда он обратился ко мне.

— И вы ему?..

— Иногда вера лучше любого напитка. Вера и немного разведенной в воде глины. С тех пор он пока не жаловался.

Симон ухмыльнулся, но потом покачал головой. Человек хотел увидеть, как знахарку обвинят в колдовстве и сожгут, но при этом выпрашивал у нее колдовские зелья.

Тем временем они добрались до фундамента больницы. Стены, некогда высотой в человеческий рост, местами были разрушены до основания, повсюду на земле лежали камни. Сложенные доски разбросали, а затем подожгли. В некоторых местах еще поднимался дым.

Йозеф Бихлер, взглянув на разрушения, перекрестился.

— Это все дьявол, не иначе, — прошептал он. — Тот самый, что детишек погубил. Кто другой мог так стены разгромить?

— Дьявол или несколько сильных мужчин с бревном, — сказал Куизль. — Вон с тем, например. — Он указал на толстый ствол березы с обрубленными сучьями, который лежал недалеко от северной стены. От леса к площадке, и от нее к стенам тянулся след. Палач кивнул. — Они использовали его вместо тарана.

Они шагнули через остатки стен внутрь постройки. Основание подвала во многих местах было разломано, словно кто-то похозяйничал здесь с киркой. Каменные плиты сдвинули в сторону, повсюду лежали осколки кирпичей и комья глины. По углам подвала землю вырыли по колено в глубину, так что в случае чего стены могли просто провалиться. Выглядело все даже хуже, чем после нашествия шведов.

— Кто мог сотворить такое? — прошептал Симон. — Это даже не саботаж, это какая-то слепая ярость разрушения.

— Странно, — сказал Куизль, пожевывая погасшую трубку. — Собственно, чтобы саботировать строительство, достаточно поломать стены снаружи. А здесь…

Плотник тревожно взглянул на него.

— Говорю же, это дьявол… — прошипел он. — Только у дьявола хватит силы на такое. Он и часовню рядом смял кулаком так, будто та из пергамента.

Симон поежился. Близился полдень, солнце разогрелось, но туман разогнать не могло — он все еще вился густыми клубами над просекой. Всего в нескольких метрах от стройки начинался лес, но видны были лишь силуэты деревьев.

Куизль тем временем снова вышел наружу через арку ворот и начал что-то выискивать перед восточной стеной. Наконец он остановился и закричал:

— Здесь! Отчетливые следы. Их было четверо или пятеро.

Внезапно он наклонился и что-то поднял с земли. Это оказался черный кожаный мешочек, не больше детского кулачка. Палач развязал его, заглянул внутрь, а затем и понюхал. По губам пробежала улыбка.

— Отличный табак, — сказал он Симону и плотнику, которые подошли поближе, затем растер бурые волокна в крошки и еще раз потянул носом. — Но не здешний. Слишком хорош. Что-то похожее я как-то встречал в Магдебурге. Они, должно быть, за него торговцев, как свиней, резали.

— Вы были в Магдебурге? — тихо спросил Симон. — Вы никогда об этом не рассказывали.

Быстрым движением палач сунул мешочек в карман плаща и, оставив без внимания вопрос Симона, двинулся в сторону часовни. Здесь их также ждала картина разрушения. То, что когда-то называлось стенами, теперь превратилось в разрозненные кучи камней. Якоб забрался на одну из них и осмотрелся вокруг, не прекращая думать о найденном мешочке.

— Здесь такой табак никто не курит! — крикнул он своим спутникам.

— Откуда вам знать? — резко спросил его плотник. — Это проклятая трава всегда воняет одинаково.

Куизль оторвался от своих размышлений и сурово глянул на Йозефа. Стоя на груде камней, окруженный туманом, он напоминал Симону великана из легенды. Палач указал на плотника пальцем.

— Это ты воняешь, — воскликнул он. — Твои зубы и пасть. А эта… как ты говоришь, трава, вот она пахнет! Она оживляет сознание и пробуждает тебя от грез! Аромат ее заполняет весь мир и возносит тебя к небесам, позволь тебе сказать! Для холопов, таких как ты, табак все равно слишком хорош. Его привозят из Нового Света и делают не для таких, болванов.

Прежде чем плотник успел что-нибудь ответить, вмешался Симон и указал на кучу бурой влажной земли прямо возле часовни.

— Смотрите, здесь тоже следы! — крикнул он.

Действительно, на земле там и тут отпечатались чьи-то подошвы. Бросив последний яростный взгляд на Йозефа, Якоб спустился и принялся изучать отпечатки.

— Следы сапог, — сказал он наконец. — Солдатских сапог, это уж точно. Таких я повидал достаточно… — Тут он громко присвистнул. — А вот это интересно… — и показал на хороший отпечаток, немного стертый со стороны пятки. — Этот человек хромает. Чуть подволакивает ногу и не может наступать твердо.

— Дьявол тоже косолапый! — прошипел Йозеф.

— Не выдумывай, — проворчал Куизль. — След косолапого даже ты узнал бы. Нет, он хромал. Возможно, его ранили на войне, и пуля застряла в ноге. Ее потом вытащили, а вот нога так и осталась онемелой.