Дочь палача

Они направились к альтенштадскому трактиру, куда Симон заходил всего пару дней назад. Перед зданием уже собралась группа местных крестьян и извозчиков. Они сгрудились, перешептываясь, вокруг носилок, сколоченных на скорую руку из нескольких досок. Кто-то из женщин перебирал в руках четки, две служанки склонились у изголовья носилок и молились, покачиваясь взад-вперед. Симон разглядел в толпе местного священника, который что-то бормотал на латинском. Когда альтенштадтцы увидели, что к ним приближается палач, некоторые из них перекрестились. Священник прервал свои литании и враждебно уставился на пришедших.

— Что здесь забыл палач из Шонгау? — спросил он подозрительно. — Для тебя здесь работы нет! Дьявол сделал уже, что хотел!

Куизль нисколько не смутился:

— Я слышал, здесь случилось несчастье. Быть может, мне удастся помочь.

Священник покачал головой.

— Я же сказал, здесь нечего больше делать. Мальчик мертв. Дьявол прибрал его к рукам и оставил на нем свое клеймо.

— Дайте палачу пройти! — раздался голос Штрассера. Симон увидел его среди крестьян, стоявших возле носилок. — Дайте ему посмотреть, что эта ведьма сотворила с моим мальчиком. И пусть она умрет как можно медленнее! — Лицо у трактирщика стало бледным, как известь, глаза его горели ненавистью. Он переводил взгляд с убитого ребенка на палача.

Куизль с любопытством приблизился к носилкам. Симон последовал за ним. Сколоченные доски были обложены хворостом и свежими еловыми ветками. Смолистый аромат почти не перебивал жуткий запах, исходивший от трупа. Тело Йоханнеса представляло собой сплошное черное пятно, над лицом кружили мухи. Глаза, полные ужаса, были широко открыты и уставились в небо. Кто-то милостиво накрыл их двумя монетками. Под подбородком выделялся глубокий разрез, протянувшийся от уха до уха. Кровь засохла на рубашке мальчика, на ней тоже возились мухи.

Симон невольно поежился. Кто смог сотворить такое? Мальчику от силы исполнилось двенадцать. Он и нагрешил-то, наверное, лишь тем, что без спроса взял буханку хлеба или кружку молока. И вот он лежал теперь, холодный и бледный, встретив столь кровавый конец своей короткой и безрадостной жизни. Его никогда не любили, только терпели, он и после смерти остался изгоем. И сейчас не было никого, кто о нем по-настоящему плакал бы. Трактирщик Штрассер стоял у носилок, поджав губы. Разгневанный, полный ненависти к убийце, он, в общем-то, не особенно печалился.

Палач осторожно перевернул мальчика на бок. На лопатке был фиолетовый знак, стертый, но пока еще хорошо заметный. Круг и крест в нижней его части.

— Метка дьявола, — прошептал священник, перекрестился и принялся читать молитву. — Отче наш, иже еси на небесех, да святится имя твое…

— Где его нашли? — спросил Куизль, не отводя взгляда от мертвеца.

— В сарае, в самом дальнем углу, заваленного соломой.

Симон обернулся. Говорил Франц Штрассер. Трактирщик, полный ярости, смотрел на то, что некогда было его приемным сыном.

— Он, должно быть, уже давно там лежал. Йозефа пошла проверить, потому что вонять начало. Думали, там какое-нибудь животное сдохло. А там Йоханнес… — пробормотал Франц.

Симон содрогнулся. Разрез был точно таким же, как и у маленького Антона несколько дней назад. Петер Гриммер, Антон Кратц, Йоханнес Штрассер… Что же с Софией и Кларой? Неужели дьявол и до них добрался?

Палач склонился и принялся осматривать тело. Он проверил рану, поискал другие повреждения. Ничего не нашел и понюхал труп.

— Три дня, не больше, — сказал он. — Тот, кто его убил, знает свое дело. Аккуратно перерезал горло, и всё.

Священник злобно на него покосился.

— Довольно, Куизль, — пролаял он. — Можешь идти. Об остальном позаботится церковь. Займись лучше вашей ведьмой, этой Штехлин! Все это на ее совести!

Трактирщик рядом с ним закивал.

— Йоханнес часто бывал у нее. Вместе с другими сиротами и этой рыжей Софией. Она заколдовала его, и теперь дьявол забирает души бедных детишек!

Со всех сторон зазвучали молитвы, все начали переговариваться. Штрассер воодушевился:

— Передай господам в городе, если они скорее не покончат с этой ведьмовской тварью, то мы сами ее заберем! — закричал он палачу. Лицо его побагровело от гнева.

Несколько крестьян что-то согласно выкрикнули, а он все не унимался:

— Мы подвесим ее повыше и разожжем под ней огонь. И тогда уж выясним, кто с ней заодно!

Священник рассудительно кивнул.

— В чем-то он прав, — сказал он. — Мы не можем просто так смотреть, как дьявол забирает наших детей одного за другим, и не попытаться положить этому конец. Ведьмы должны сгореть.

— Ведьмы? — переспросил Симон.

Священник пожал плечами.