Дочь партизана

Я предложила ему отвезти меня домой, и он просто ошалел от того, что юное создание готово сесть в машину незнакомого мужчины. Нет, он и впрямь простодушный. На прощанье я позвала его как-нибудь заглянуть в гости. Чего там, он безвредный, а жизнь в Лондоне такая одинокая, что превращаешься в призрак. Парень, что живет наверху и беспрестанно распевает песни Дилана, – мой единственный собеседник. Я уже столько раз пересказывала ему свои истории то так, то эдак, что сама вконец запуталась.

Если честно, я поняла, что между мной и Крисом возникла приязнь. Было бы жаль больше не увидеться, и я подумала, что зря сказала о пяти сотнях. Я тогда еще не знала, насколько это было зря.

3. Принцесса на навозной куче

Я пришел к Розе, смутно надеясь однажды с ней переспать.

Вот в чем все дело, хоть я особо и не верил в удачу коммивояжера поневоле, у которого дочь-студентка и ипотечный домик в Саттоне. В поносного цвета «остине-аллегро» я колесил по округе, всучивая лекарям фармацевтическую и медицинскую утварь. Мои комиссионные с оборота не допускали безболезненных трат «на девок». Однако я стал копить, откладывал по пять фунтов, а то и по десять.

Даже сейчас морщусь, вспоминая об этой гнусности. Но у меня есть три оправдания. Во-первых, я был женат на Огромной Булке, во-вторых, вряд ли решился бы предложить деньги Розе. Это был вроде как запасной вариант в беспросветно одинокой жизни, не сулившей других утешений. Ну вот как девяностолетний старик покупает утяжеленные ботинки – вдруг доведется слетать на Луну? Третье оправдание: много лет я прожил нежеланным и сомневался, что кто-нибудь меня захочет, не имея дополнительного стимула. Я утратил веру в себя.

Розу я хотел всегда, даже когда мы подружились. Мало того, желание росло, потому что она затронула мою душу. Похоть во мне бродила, точно хлебная закваска, пропитывала меня, как маринад – кусок мяса. Вообще-то меня чуть-чуть влекло ко всем женщинам, с которыми я приятельствовал. Я воображал себя и Розу в постели, да и сейчас порой об этом мечтаю. От того, что возраст размазывает по стенке и вопит в уши всякие гадости, старики не превращаются в святош. Сквозь каждую дырочку в теле время начиняет тебя смертью, но бессильно убить желание.

Не знаю, на что я рассчитывал, когда от доктора Патела с Дейвнент-роуд направился к Розе. Звонок явно не работал, и я, чувствуя себя полным идиотом, постучал. Помнится, в тот день вьетнамцы вторглись в Камбоджу[6], о чем я услышал по радио, подъезжая к Розиному дому.

Я слегка оторопел, когда дверь открыл босой парень в джинсах. Взъерошенная курчавая шевелюра и весь вид его говорили о том, что обычно он витает в высших сферах. Моему появлению он ничуть не удивился.

– Роза дома? – спросил я.

– Не знаю, сейчас гляну, – вежливо ответил парень и, отступив в коридор, стукнул в дверь: – Роза, к тебе пришли!.. Она дома.

Одарив меня дежурной улыбкой, он скрылся в соседней комнате. Отчетливо лязгнула щеколда, после чего из-за двери послышалась музыка, которую вроде бы называют «психоделической». Мне было почти сорок, и я понятия не имел, что слушала и о чем говорила тогдашняя молодежь. Часто возникало ощущение, что поезд ушел и я безнадежно устарел. Сейчас, когда я и впрямь состарился, мне плевать. Все, что молодежь воспринимает так серьезно, – мимолетный вздор и больше ничего. Смотрю на юнцов, и мне их жалко, почти всех, а те, кого не жаль, могут пойти и утопиться. Правда, в свои сорок я чувствовал себя еще молодым, но вполне пожившим и устаревшим. Случилась революция, которую я проморгал и даже не вполне понимал, из-за чего сыр-бор. Я только знал, что дочь и отдаленно не похожа на моих сестер в ее возрасте и, слава богу, совсем не похожа на Огромную Булку.

Из комнаты появилась Роза. Она не сразу меня узнала.

– Я Крис, помните? – сказал я. – Вы пригласили меня на кофе.

– Ах да, конечно! Ладно, коли так. Идемте вниз.

Я шел следом, разглядывая этот удивительный дом. В коридоре кое-где громадными шматами отвалилась штукатурка, обнажив серую дранку. Голые лампочки, на стенах гирлянды витой коричневой проводки, явно довоенной. Приходилось смотреть под ноги, потому что местами половицы отсутствовали, а на подвальной лестнице не хватало целой ступеньки. Никаких дорожек, только в подвале заскорузлый половик перед плитой, разрисованной желто-бурыми пятнами засохшего жира. В кухне еще имелся газовый камин, по бокам – продавленные кресла. Там-то Роза и завладела моей душой, выплеснув на меня свои истории.

Она была точно Старый мореход из поэмы[7], который, ухватив слушателя за пуговицу, не выпускает, пока не доскажет свою байку; впрочем, я-то вовсе не пытался улизнуть. Говорю же, я на нее запал. Мне нравилось смотреть на Розу, даже когда я ее не слушал, ибо одну и ту же историю она повторяла по многу раз. Рассказ себе тек, а я разглядывал ее тело и лицо, воображая нас в постели, представляя, что могли бы сотворить со мной ее губы.