Дочь партизана

В Югославии Розино семейство владело небольшим участком с неухоженными плодовыми деревьями. Высокую траву не косили, а приминали, передвигая кроличьи и курьи клетки. Роза перечисляла растения и дикие цветы, но не знала их английских названий, а я несилен в ботанике. Я слушал, кивал, а сам думал о другом. В весьма ограниченный круг жениных занятий входил пригляд за садом, но, разумеется, вся тяжелая работа доставалась мне. Я сумею отличить розу от нарцисса, но не более того. Роза восторгалась своим садом, с грустью вспоминая богатый огородный урожай и сладкие семечки подсолнухов, заменявшие конфеты. Ваши овощи против наших, говорила она, все равно что яички мальчугана против бычьих яиц. На редкость живописный образ.

В саду имелся колодец, куда можно было крикнуть или бросить камушек. Маленькая Роза думала, что там живут змеи, и ей снились страшные сны, в которых она все падала и падала в бездонный колодец. Прежде меня мучили кошмары, где меня обливают бензином и поджигают, а теперь донимают другие, в которых бесконечно вываливаются мои бессчетные деревянные зубы. Похоже, у всякого свои необъяснимые страхи – пища ночных кошмаров. Страшные сны полезны: они развлекают и отпугивают столь ненавистное нам довольство.

Роза любила кроликов, хоть иногда ела крольчат, и терпеть не могла тупых кур, которые злобно клевали друг друга в гузки и выдирали друг дружке хвосты. Однажды она кинула в курятник мертвого воробушка, и того порвали в клочья. Вот так же, сказала Роза, себя ведут балканские народы: безжалостно и беспрестанно клюют друг друга в задницы.

Кур держали ради яиц, а на мясо шли старые петухи, если только не ожидалось гостей. Роза поведала крестьянскую байку о старом петухе, которого решили заменить молодым. Поняв, что его ждет кастрюля, старик предложил юному петушку бег наперегонки, но испросил себе фору, сославшись на почтенный возраст. Юнец согласился. Старый петух задал стрекача, молодой кинулся вдогонку. Хозяин, из окна узревший состязание, сварил суп из молодого бегуна – мол, на что сдался петух-педераст? М-да, не умею я рассказывать анекдоты.

– В деревенском детстве есть своя польза: научаешься отнимать жизнь, – однажды сказала Роза. – Я спокойно сворачивала кроличьи шеи.

От ее многозначительно зловещего взгляда мне стало слегка не по себе. Походило на скрытую угрозу, особенно вкупе с сообщением о ноже в Розиной сумке.

Долгое время семейство пользовалось уличным нужником, из которого летом сильно воняло, но в целом он был прекрасным местом для уединенных размышлений. В односкатном кособоком домишке, сложенном из кирпича, стульчаком служила толстая доска с пропиленной овальной дырой. Если по неосторожности что-нибудь туда уронишь – навек простись, ибо луч фонарика высветит лишь сонм жирных белых опарышей. Маленькая Роза боялась ходить в нужник в темноте – ночные шорохи и рыки вмиг превращались в тигров и медведей. Но самый ужас был зимой: хочешь встать – и будто сдирают кожу с ляжек. Да еще братец пугал – дескать, если задница примерзнет, иного выхода нет как ее отрезать. Поэтому зимними ночами Роза мучилась, но терпела. Забавно, как с этим схожи мои воспоминания о доме в Шропшире. И там был уличный нужник, только с тремя очками – видимо, ради человеческого сплочения. Думаю, сейчас такое невозможно. Наверняка Евросоюз запретил.

Обычно отец паяльной лампой прогревал стульчак, но потом, когда тот вконец обгорел, переместил туалет в дом, обустроил водопроводную систему (из колодца через трубу вода закачивалась в резервуар под крышей) и установил водонагреватель. Отпала нужда скалывать лед и растапливать снег, а старый сортир назначили помойкой. Жизнь становится скучной, говорила Роза, когда из нее уходит борьба за выживание. Уже нет того восторга предвкушения, пока греется вода в огромном котле. Отцу, бывшему партизану, новая жизнь казалась странной, и он бурчал, что все превращаются в неженок.

В семье имелась старая машина – трофейный штабной «мерседес», в котором вкусно пахло красной кожей сидений. Усядешься в него и чувствуешь себя надменным властелином. Мощное, но слишком уж величавое авто не предполагало лихачества, и отец катил медленно, не глядя на обгонявшие его мотоциклетки «шкода» и «восход». На «мерседесе» он ежедневно ездил на службу в Белград и злился, когда после работы видел толпу туристов, фотографировавшихся на фоне его машины. Всякая поломка создавала уйму проблем – надо было раздобыть или изготовить нужную деталь, а семейству между тем приходилось кататься на общественном транспорте, в котором, по словам Розы, вечно воняло козами, детской отрыжкой и сырым луком. Я, как это услышал, подумал про наших тогдашних правителей-лейбористов, в частности про Энтони Уэджвуда Бенна[17]: Роза вела себя как хлыщ, который готов мириться с простым народом, пока не окажется в его гуще.