Дочь партизана

Не поверишь, я еще никогда так не вкалывала. Загорела, весь жирок сошел. Я прям пьянела от собственного здоровья, ужасно приятно. Видела дельфинов и морских свиней, на такелаже отдыхали птицы, во рту вечно солено, от тросов ногти обломались, а волосы выгорели аж добела.

Фрэнсис старался растянуть наше плавание, потому что втюрился в меня и любил трахаться. Мы останавливались везде. Он хотел показать мне кучу всего интересного. Знаешь, это поразительно, как быстро плывешь под парусами. А когда ветра нет, идешь на моторах. Каждый вечер – новый порт! Так романтично. Мой паспорт был весь в штампах. Только противно, когда ищут наркотики, собаки шныряют по яхте и все такое. Я себя чувствовала преступницей, хоть в жизни не видела наркотики.

Бонифачо мне понравился. Аликанте тоже ничего. В Гибралтаре у меня обезьяна чуть сумочку не сперла. Эти обезьяны такие ворюги, ну прям сволочные албанцы. Португалия красивая; Фигейра-да-Фош, Матозиньюш. Никогда не ела столько рыбы. Всюду все знали Фрэнсиса – таможенники, рыбаки, хозяева таверн, – и все пускали нас помыться, потому что на яхте душ был паршивый.

Я сама ловила рыбу. Кефаль похерила, потому что она жрет дерьмо, когда в гавани опорожняешь гальюн. Рыбы ждут у сортирной дырки, а потом наперегонки хватают дерьмо, аж вода закипает. Нетушки, решила я, не стану есть рыбу, которая состоит из говна. А в море мы ловили хорошую рыбу. Я поймала невероятную уродину: кошмарные глазищи, странной формы, да еще вся в шипах. Я такую есть не буду, сказала я, но рыба очень потешная.

Ты знаешь, что на судне все иначе называется? Например, стенка – фальшборт, кухня – камбуз, лево – порт, зад – корма, а еще есть специальные слова для узлов и всякого такого. Раньше я их помнила, а сейчас, к сожалению, забыла.

– Тебя укачивало?

– В Бискайском заливе укачало, зараза. Штормило. Ветры, камни, все трещит. Шли на моторах, без парусов. По радио Фрэнсис слушал сводку погоды. На картах вечно линии такие чертил. Волны, огромные, будто горы, набегали с разных сторон, а встречать их надо носом, если успеешь развернуться. На палубе холодно и мокро, а в каюте тошнит. У меня был длинный трос с карабином, я все время к чему-нибудь пристегивалась – из-за волн. А дождь все лил, лил, лил, и ветер резал, как стекло.

В Аркашоне мы посмотрели дюну, самую большую в Европе[38], поели устриц, там были маленькие рыжие белки, сосны, очень красиво, а потом встали в Бресте, пошли стираться в прачечную и там уснули, потому что ужасно измотались. В отеле настоящая кровать, настоящий душ, мы заказали жареное мясо. Это была первая ночь, когда мы не трахались, но утром все опять стало путем. В Ла-Манше донимали танкеры. Только успевай увертываться. Они ж прям киты, а ты словно крохотная рыбешка.

И еще с каждой стоянки я посылала открытку Алексу и всякий раз писала: «Дорогая сволочь, я очень рада, что ты не здесь». Ужасно. Нормальные открытки я посылала маме, папе, Таше и Фатиме. Невероятно, думала я, что когда-то хотела выйти за Алекса.

– В смысле, теперь ты хотела выйти за Фрэнсиса? – перебил я.

– Я думала об этом. О том, что сказать, если вдруг предложит. Однако не пригодилось. Знаешь, однажды я увидела дельфинов, которые перед яхтой затеяли игры. «Почему они всегда такие счастливые?» – спросила я. «Плавание сильно оздоравливает, – ответил Фрэнсис. – А когда ты в отличной форме, твое тело поет и ты откалываешь всякие штуки». На яхте я была счастлива, как дельфин. Порой я думаю о том, как все испоганилось, и тогда говорю себе: ничего, Роза, однажды ты была счастлива, как дельфин. Хорошо, что хоть раз это все-таки было.

Фрэнсис сказал, что на Корфу есть легенды о дельфинах, которые в море спасают моряков, и если убьешь дельфина, даже случайно, сто пятьдесят лет пребудешь в злосчастье. После Фрэнсиса на меня действительно свалилось злосчастье, а ведь я никогда не убивала дельфина.

21. Прибытие

Я бы не заморачивался, если б так сильно тебя не любил.

В следующую нашу встречу я немножко грустила – только что по радио сказали о смерти Джона Уэйна[39]. Слушала любимую мелодию из «Охотника на оленей»[40], и тут передали эту новость. Обычно все эти дурацкие вестерны я смотрела перед работой в хостес-клубе, все еще очумелая от давешних шампанского и сигарет.

Я была расстроена, а потому жарче обычного обняла Криса, и он очень обрадовался. Прям весь разулыбался. Я сказала ему про Джона Уэйна.

– Вообще-то мне всегда нравился Джеймс Стюарт, – ответил Крис. – «Дестри снова в седле»[41] – классный фильм!

– Я не видела, – сказала я. Потом, много позже, посмотрела, мне очень понравилось. Душевное кино.

В подвале я сварила кофе, мы уселись, я закурила.

– Сердце кровью обливается, как много ты куришь, – сказал Крис. – Я тут как свидетель самоубийства.

– Я стала много курить в хостес-клубе, – ответила я. – Там все время пьешь и смолишь. Раньше-то я только баловалась.

– В прошлый раз я заехал от тебя к доктору Пателу, так он спросил, не закурил ли я, – от меня несло табаком.