Дочь писателя

Когда письмо было отправлено, он стал снова просматривать прессу, строка за строкой. Это напоминало ему первые недели войны, когда он каждое утро с жадностью набрасывался на официальные сообщения. Увы! Новости с литературного фронта были так же печальны, как и сводки военных действий конца 1939 года. Странная война. Никаких волнений. И все же, беда вдали становилась все явственнее. Она грянула спустя месяц, когда во многих журналах были опубликованы списки бестселлеров. «Смерть месье Прометея» не значилась ни в одном из них. Между тем книги Армана были в рядах самых продаваемых вот уже на протяжении многих лет. В довершение ко всему в конце списков показалась «Пощечина». Неделю за неделей книга Дезормье одолевала соперников, поднимаясь на несколько ступенек вверх, в то время как «Смерть месье Прометея» по-прежнему оставалась в стороне. Чтобы смириться перед изгнанием, Арман вспоминал мудрые слова дочери. Он отыграл свой «номер». Теперь не время становиться в позу, нужно просто выживать. Одно утешение еще остается ему: он написал книгу, которую хотел написать, роман бескомпромиссный и честный. И пока в голове у него не переведется последняя искорка фантазии, он не перестанет заниматься сочинительством и тешить себя иллюзией, что это заинтересует его ровесников, а может быть, и редких чудаков нового поколения. Через некоторое время издатель Армана, словно чтобы придать ему уверенности, пригласил его и Санди отобедать в местном ресторане, который славился кухней «в старинном духе» — в соответствии с литературными пристрастиями гостя. За обедом, обильным и приятным, Санди с осторожностью расспросила Бертрана Лебрука об обстановке на книжном рынке. В тот же миг лицо собеседника помрачнело. Он посетовал на то, что на книжный бизнес влияет общая вялость рынка, указал на угрозу, которую таит, как для издателей, так и для писателей, развитие информатики, намекнул на опасные для культуры последствия электронных книг и, в конце концов, признал, что в настоящий момент покупатели обходят своим вниманием «Смерть месье Прометея», а журналисты не горят желанием писать об этой книге. Тогда Санди ответила, что всему виной недостаточная реклама, сопровождавшая выход книги в свет. Во время беседы присутствовали Жозиана Мишо и Анатоль Лежоливе, ответственные за работу со СМИ. В один голос они поддержали слова своего руководителя, утверждая, что сделали «все возможное» для «Смерти месье Прометея» и что в преддверии зимних праздников следует ожидать «всплеска». Санди слушала их с насмешливо-покорной улыбкой. Затем заговорили о другом. Когда все перестали обсуждать его книгу, Арман вздохнул с облегчением, как человек, с которого сняли позорное обвинение.

По возвращении домой он упрекнул дочь в том, что она неловко и понапрасну подняла этот щекотливый вопрос. Санди засмеялась и, желая подразнить отца, дотронулась до кончика его носа — этот жест она унаследовала от матери.

— Доверься мне, папа. Держу пари, в ближайшие недели рекламные афиши с твоим «Прометеем» появятся во многих газетах!

Что касается рекламы, то главная роль неожиданно досталась Жану-Виктору Дезормье. В начале следующего месяца, его «Пощечина» поднялась на второе место в еженедельных рейтингах. В тот момент, когда произошел рывок, в прессе появился целый ряд статей, рекомендующих прочесть «эту забавную и жизнеутверждающую вещицу». На сей раз популярность Жана-Виктора Дезормье стремительно возросла, и он поднялся до первой ступени в списке лучших авторов. Это внезапное возвышение поразило Армана, и он посчитал его косвенным оскорблением своей долгой и славной карьере. Жан-Виктор Дезормье — самозванец по всем статьям. Он с помощью взлома прокрался в дом, где ему нечего делать, а теперь незаконно выступает впереди настоящих писателей. Он — оккупант без всяких прав. Бездомный бродяга, захвативший пьедестал успеха.