Дочь похитительницы снов

Колонны – или башни, как угодно – были из базальта, с вкраплениями других пород, из-за чего их стены казались прозрачными, и те, кто находился внутри, выглядели как узники, заточенные в стеклянных камерах громадной тюрьмы. Природная архитектура, которую народ офф-моо сумел приспособить под себя, радовала глаз красотой пропорций; порой, когда легкое сотрясение реки колебало почву, эти «строения» принимались раскачиваться и негромко перешептываться, будто живые. А вдалеке ослепительно сверкала огненная река, за которой, если хорошенько приглядеться, можно было различить и океан. Мне вдруг подумалось, что эта река для офф-моо – все равно что для нас Нил: колыбель, матерь цивилизации. Может, поэтому я поначалу принял здешних обитателей за строителей египетских пирамид?

По дороге я спросил Фроменталя, знаком ли он с Бастэйблом. Выяснилось, что француз встречался с ним однажды, как раз в университете. По его мнению, Бастэйбл регулярно посещал главный город Мо-Оурии.

– Значит, отсюда можно уходить и возвращаться?

– Ну разумеется, друг мой, – похоже, мой вопрос позабавил Фроменталя. – Если ты Освальд Бастэйбл. Этот англичанин принадлежит к элитной – именно так – группе людей, способных перемещаться по дорогам, которые принято называть лунными. Он может по желанию переходить из одного измерения в другое. Сдается мне, он считает вас очень важной персоной.

– Откуда вы это знаете?

– От мадемуазель Оуны. От кого же еще?

– По-моему, он куда больше интересуется моим мечом, нежели мной.

– Ученый Гоу знаком с ним. Я слышал, как они говорили о мече. По мне, для Бастэйбла одинаково важны и вы, и ваш клинок.

Мы миновали очередную арку и вошли в дом, который на вид был возведен из живой плоти. Однако на ощупь его стены были холодны, как и положено каменным.

Лестница привела нас на самый верх, в помещение, залитое светом канделябра, в котором пламенели десятки тех самых высоких «бутылок», которые я уже видел раньше. На стенах висели карты, диаграммы, схемы на всевозможных языках. Чаще всего встречалась вязь наподобие арабской, восхитительная в своем каллиграфическом совершенстве. По всей видимости, это были слова на языке офф-моо. Диаграммы, схемы, да и вся обстановка помещения выглядела черно-белой; по крайней мере, таковой воспринимали ее мои глаза, как будто я невесть каким образом попал в кинопроектор и очутился в некоем вестерне.

Голос Фроменталя сделался вдруг ниже и звучнее прежнего:

– Граф фон Бек, позвольте представить моего доброго друга и наставника Ученого Фи, который руководил теми, кто вернул вам здоровье.

Мой голос, когда я промямлил что-то вроде «очень приятно», прозвучал в моих собственных ушах хрипло, почти неслышно. Я с трудом удержался от того, чтобы не разинуть рот и не выпучить глаза, как простолюдин. Сперва мне показалось, что передо мной стоит мой двойник, но в следующий миг я осознал, что Ученый Фи гораздо выше и куда более худ, а вот резкими, заостренными чертами бледного лица он в изрядной степени напоминал меня самого. Еще один альбинос! Череп раза в два больше моего и вполовину шире, увенчанный коническим головным убором, который, как ни забавно, в точности повторял размеры и форму лица нашего хозяина. Свободное шелковое одеяние, опять-таки, похожее на мое собственное, с длинными и широкими, словно у китайского мандарина, рукавами; подол волочился по полу и потому ног существа было не разглядеть. Скошенные алые глаза, вытянутые уши, заломленные брови – дурная пародия на несчастного фон Бека. Может, эти существа и есть мои предки? Может, гены офф-моо сделали меня изгоем в моем мире? Может, я наконец отыскал свою родню? Чувство принадлежности к народу подземелья нахлынуло столь внезапно, что я чуть не расплакался. Но – взял себя в руки и торжественно поблагодарил Ученого Фи за гостеприимство. И за то, что он помог вернуть меня к жизни.

– Всегда рад оказать услугу, – едва он произнес эту фразу, разумеется, по-гречески, как бы перекатывая во рту тягучие звуки, я понял, что все мои догадки насчет родства фон Веков и офф-моо не стоят и ломаного гроша. – Крайне редко выпадает мне честь помогать существу с вашей физиологией, которая, должен признать, имеет много общего с нашей, – голос мягкий, выверенный до ноты, обволакивающий; Ученый Фи не столько говорил, сколько пел. Кожа бледнее моей – если это возможно – и совсем прозрачная. Глаза цвета янтаря с розоватым отливом, уши скошены назад и острые на кончиках. У меня уши точь-в-точь такие же, разве что поменьше. В моем мире подобные уши называют «ушами дьявола».

Наш хозяин проявил изысканное радушие. Он не преминул осведомиться о моем состоянии, потом сообщил, что если у меня возникнут какие-либо вопросы, он с радостью ответит на них – при условии, что они не выйдут за пределы его скромных познаний. Мне подумалось, что Фи держится со скромностью гения, сознающего свою гениальность. Он подвел меня к нише в стене и указал на мой меч, лежавший в этой нише.