Дочь профессора

Разумеется, некоторое разочарование ощущалось все же в их кругу из-за того, что президентом был избран Джон Кеннеди, а не Билл Лафлин и личным советником президента оказался Шлезингер, а не Генри Ратлидж, но сам Билл не сомневался, что рано или поздно он будет привлечен к работе в правительстве и таким образом заручится необходимым опытом, чтобы быть во всеоружии к следующим выборам.

Было в этом кое-что положительное и для Генри. Он бы не получил места, которое занял теперь в Гарварде, если бы его предшественник не был отозван в Вашингтон, и, так как было непохоже, чтобы услуги Генри могли потребоваться в столице раньше, чем через десять лет, он приобрел для своего семейства большой особняк на Брэттл-стрит в Кембридже. К тому же по духу он чувствовал себя настолько близко стоящим к кормилу власти, что практическое распределение постов уже не имело большого значения. В Джоне Кеннеди с такой полнотой воплотился идеал каждого американского либерала, а Ратлиджи причисляли себя к таковым, что они прожили эти первые сто дней и последовавшие за ними дни — поразительные волнующие дни Венского совещания на высшем уровне, и «Залива свиней», и Карибского кризиса — так, словно сами находились в Белом доме. Ошибки президента были их собственными ошибками, его борьба — их борьбой, его победа — их победой. «Да прозвучит сейчас отсюда — равно как для друзей, так и для врагов — весть о том, что священный огонь мы передаем теперь новому поколению американцев, рожденному в этом столетии, умудренному войной, закаленному суровым, нелегко доставшимся миром, гордому своими предками…» — это было сказано о них.

Не трудно поэтому представить себе, как велика была их скорбь, когда президента застрелили. Как и многие из его соотечественников, Генри долго не мог забыть обстоятельств, при которых он услышал эту весть. Возвращаясь с совещания в Балтиморе, он был проездом в Нью-Йорке и договорился пообедать с некоей Беверли, бывшей однокашницей Лилиан, ныне дамой в разводе.

— Разве вы но знаете? — сказала Беверли, когда он позвонил ей. — Убили президента.

И тогда Генри, хотя из трубки до него доносились всхлипывания Беверли, извинился, отменил под каким-то предлогом встречу, тут же позвонил Лилиан, которая, оказывается, уже все знала, и таким же мертвенным голосом, как у нее, сообщил, что вылетает следующим самолетом.

Она встречала его в Логанском аэропорту.

— Даже Лаура плакала, — сказала она.

Он взял ее руку, сжал в своей, и они поехали домой.

Вечер они провели с друзьями, в молчании, включив телевизор, не потому чтобы какое бы то ни было сообщение могло сейчас иметь значение, но просто потому, что это отвлекало, не давало впадать в отчаяние.

В одиннадцать часов вечера Билл Лафлин позвонил со своей виллы на Виргинских островах, где он случайно оказался в это время.

— Это ужасно, ужасно, — сказал он, — но прежде всего мы должны уяснить себе, к каким это приведет последствиям в политической жизни страны.

— Да, — сказал Генри. — Джонсон не удержится.

— Страна не потерпит техасца в Белом доме, — сказал Билл, — да к тому же у Бобби слишком много врагов. — Конгрессмен словно бы думал вслух, говоря по междугородному телефону. — Конечно, есть еще Хьюберт, но это будет такой разительный контраст… Черт побери, Гарри… может быть, это и есть наш шанс?

— Может быть, — почти автоматически ответил Генри.

— Послушай, Гарри, — сказал Билл Лафлин. — Не можете ли вы с Лил прилететь сюда завтра? Мы тут, понимаешь ли, застряли, потому что Джин сломала бедро. Я позвоню Бэду и Стрэттену и попрошу их тоже приехать.

— Ну что ж, попробую отменить мою лекцию, — сказал Генри. — Да, пожалуй, мы можем приехать.

— Тогда валяйте. Это во всех отношениях будет лучше — подальше от газетчиков.

Закончив разговор с Лафлином, Генри вышел из своего кабинета и направился в гостиную к Лилиан.

— Билл хочет, чтобы мы приехали в Санта-Крус, — сказал он.

— Когда?

— Завтра.

Выражавшее безграничную скорбь лицо Лилиан слегка оживилось.

— Хорошо, — сказала она. — А как же дети…

— Они могут побыть у нас, — сказала Анна Притцлер, жена профессора-испаниста, приятно взволнованная тем, что ей будет отведена эта скромная роль в историческом событии.

9