Дочь Птолемея

Два жреца, изможденных постами, с накидками через плечо, склонились перед ней; их лысины блеснули на солнце.

Нофри следовал двумя ступеньками ниже, не сводя глаз с её стройных бедер; в талии она уже была не тонка, как прежде, но полные груди, плечи и выгиб спины были изумительны.

Остановившись на последней площадке, Клеопатра пригласила его на пир, который должен состояться в ближайшие три дня.

Нофри в знак признательности прижал правую ладонь к сердцу и сказал, что он не против забав и благодарен царице за приглашение.

- А мне казалось, что ты ничего не хочешь знать, кроме своих рукописей. И пиршественную террасу Клеопатры поменяешь на просторный зал Мусея.

Племянник верховного жреца ответил:

- Нельзя же все время думать о делах, нужно и расслабиться когда-то. Кажется, Амазис сказал, что постоянно натянутая тетива в конце концов обрывается?

- Хорошо, если так. - Она вздохнула и поглядела на небо. - Какое солнце! И как хорошо дышится! Мне не хочется в такой день думать о чем-то серьезном. Ты прав: надо когда-то и расслабиться. Все эти заботы утомляют. Хочется, чтобы их было поменьше, - сказала она, развернулась и пошла в распахнутые настежь двухстворчатые двери дворца, то попадая в тень от колонн и перекрытий, то на освещенные солнцем места.

В коридорах повис мелодичный звон. Он слышался долго. И все это время, Нофри знал, она шла неторопливой походкой, подняв свою небольшую изящную голову в уборе древних цариц.

5. КИНЖАЛ, ЯД, КАМЕНЬ

Клеопатра ступила на террасу, под широкую тень велариума, растянутого на высоте в два человеческих роста между семью шестами.

С террасы открывался прекрасный вид на море и парк. Свежий морской ветерок лениво колыхал голубую ткань.

Посреди стояло роскошное ложе, подле него - столик из красного дерева; на серебряных блюдах горой лежали фрукты, в плетеных корзиночках - сладости и печенье.

Две молодые женщины, Ирада и Хармион, - самые верные её служанки, одетые в легкие шелковые туники, одна в розовую, другая в желтую, хлопотали над приготовлением завтрака.

На ковре, поджав под себя ноги, сидела юная девушка, Ишма, любимица царицы. Черноволосая, смуглолицая, она была очень похожа, по мнению служанок, на четырнадцатилетнюю Клеопатру. Сходство на самом деле было немалое, и царице порой казалось, что Ишма - это она сама, пришедшая из юности. Девушку одевали так же, как и её когда-то, и так же на ней было множество бус, монист, колец, браслетов - и все это блестело, сверкало, а при движении издавало мелодичный тихий звон.

Ирада хлопнула в ладоши. Появились рабыни с подносами, на которых стояли тарелочки с различными кушаньями. Клеопатра возлегла на ложе. Она спросила о здоровье своего сына. Ей ответили, что он ещё спит - у мальчика по утрам сон был очень крепок.

Хармион показывала царице яства; та молча морщила нос; тарелочки ставили на поднос, и рабыня бесшумно удалялась. Так исчезла первая, вторая, третья. Четвертую задержали.

Без всякого желания Клеопатра отведала кусочек от жареной ножки гуся, испачкала пальцы в соусе. С неохотой отпила из чаши красного вина, вкус которого ей совершенно не понравился, хотя это было её любимое фалернское, привезенное из Неаполя.

- Что с тобой, госпожа царица? - забеспокоилась Хармион. - Ты совсем ничего не скушала.

- Ах, оставь меня, Хармион, - проговорила Клеопатра, простонав: она почувствовала, что у неё опять начинает портиться настроение.

- Так я и знала! - воскликнула Ирада. - Говорила тебе, - обратилась она к Хармион, - что на ней лица нет?! А утром, казалось, все было хорошо. Что царица моя выздоровела.

- Это от племянника верховного жреца. Кто его сюда пустил?

- Перестань, Хармион! Я так хотела сама, - сказала Клеопатра. - Ишма, иди искупайся! И не дуй губы! Иди, иди!

Ишма почти без усилия поднялась на ноги - стройная, гибкая, как лоза. И пошла, позванивая монистами.

Все смотрели, как она спускается по лестнице; все ниже, ниже, точно уходит под землю. Вот стали видны голова и плечи, ещё мгновение - и она исчезла.

- Господи, у неё даже походка как у тебя, царица моя. Что за прелесть девочка!

Клеопатра откинулась на подушки и простонала, закусив согнутый палец. Она смотрела, как колыхается, подобно морской волне, велариум. И это почему-то её раздражало.

Служанки бросились к ней; она рукой отстранила их.

- Не подходите ко мне!

- Да скажи ты нам, царица госпожа, ради Исиды, что с тобой? Кого нам звать - врача, знахаря или жрецов?

Клеопатра заметалась на подушках.

- Не знаю кого... Ничего не знаю...

- Ее сглазили! - решила Ирада.

- Магов надо, - определила Хармион.

Клеопатра резко села и тяжело выдохнула, точно больная: она спустила ноги с ложа, но не коснулась ими ковра, лежавшего на мраморном полу, так как было высоко. Туфля с правой ноги её упала со стуком. Глядя на служанок из-под полуопущенных ресниц, она проговорила низким голосом:

- Все от нее! От сестры моей, Арсинои.

- Да что случилось-то?

- Об этом всем известно, кроме вас, - проговорила царица недовольно. В Эфесе она, в храме Артемиды!

Ирада в изумлении поднесла худую руку к румяной щеке.

- Стало быть, ромеи её отпустили!