Дочь регента

— О черт! — продолжал регент. — Это осложняет положение. Уже любовь! Нет, это невозможно, она воспитана так строго, в таком уединении, в одном только, может быть, монастыре Франции, где мужчины никогда не проникают дальше приемной, в провинции, где, как говорят, такие чистые нравы! Нет, тут какая-нибудь история, которой эта Дерош, привыкшая к козням придворных повес и пребывающая в постоянном возбуждении из-за шалостей других моих дочерей, просто чего-то не понимает. Но посмотрим, что она еще мне пишет?

«P.S. Я только что навела справки в гостинице „Королевский тигр“: молодой человек приехал вчера, в семь ' часов, то есть за три четверти часа до мадемуазель. Приехал он по той же бретонской дороге, то есть по той же дороге, что и она. Он путешествует под именем господина де Ливри».

— О, — воскликнул регент, — вот это уже опаснее! Тут целый заранее разработанный план. Черт возьми! Дюбуа бы хорошо посмеялся, расскажи я ему об этих обстоятельствах, уж он бы не преминул повторить мне все мои ученые рассуждения о чистоте девиц, воспитанных вдали от Версаля или Парижа! Будем надеяться, что, несмотря на свою полицию, этот пройдоха ничего не узнает… Эй, паж!

Вошел паж, принесший письмо.

Герцог торопливо написал несколько строк.

— Гонец из Рамбуйе?.. — спросил он.

— Ждет ответа, монсеньер, — ответил юноша.

— Прекрасно. Отдайте ему это письмо, и пусть он тотчас же отправляется обратно. Идите.

Через минуту во дворе звонко процокали копыта.

Что же касается Дюбуа, то, подготавливая встречу Гастона и мнимой его светлости, он in petto note 3 производил небольшой расчет:

— Итак, я держу регента в руках через него самого и через его дочь. Любовная интрига молодой особы или не очень важна, или серьезна. Если она не очень важна, я ее прекращу, преувеличив ее значение; если она серьезна, то герцог поставит мне в заслугу то, что я ее обнаружил. Только оба удара сразу наносить не следует. Bis repetita placent note 4. Ну вот и еще одна цитата! Педант ты, педант и, видно, им останешься. Решено: спасем сначала герцога, а потом его дочь, и будут награды две. Посмотрим, все ли правильно? Сначала герцог, да. Если эта девушка погибнет, от этого никто не пострадает; если умрет этот человек, погибнет целое королевство. Начнем с герцога.

И, приняв это решение, Дюбуа отправил срочного гонца к господину Монтарану, в Нант. Мы уже сообщали, что господин де Монтаран — это бывший губернатор Бретани.

Гастон же, в свою очередь, по размышлении остановился на следующем: поскольку ему было стыдно иметь дело с таким человеком, как Ла Жонкьер, и подчиняться негодяю, он поздравил себя с тем, что отныне будет общаться с руководителем, достойным задуманного. В том случае, если и на этом уровне он встретит ту же низость и продажность, шевалье решил вернуться в Нант, рассказать своим друзьям об увиденном и спросить у них, что он должен делать.

В отношении Элен у него сомнений не было: он знал неукротимое мужество этой девочки, ее любовь и преданность. Он знал, что она скорее умрет, чем поставит себя, пусть даже невольно, в такое положение, когда ей придется краснеть перед самым дорогим человеком. Он с радостью видел, что счастье обрести отца не изменило ее преданной любви и нынешний удачный поворот судьбы не заставил забыть прошлое. Но, с другой стороны, с тех пор как ему пришлось расстаться с Элен, его не покидали страхи по поводу этого таинственного отцовства. И в самом деле, какой король отказался бы признать такую дочь, если нет для этого какой-нибудь постыдной причины?

Гастон тщательно оделся. Опасность, как и радость, пробуждает кокетство. Его молодость и так была свежа и изящна, но все, что мог добавить к его мужественной красоте костюм того времени, он использовал: шелковые чулки плотно обтягивали стройные ноги, широкие плечи и грудь облегал бархатный камзол, белое перо со шляпы спускалось до плеч; поглядев на себя в зеркало, Гастон улыбнулся и решил, что у этого заговорщика весьма приятная внешность.

А в это время регент по совету Дюбуа переоделся в черный бархатный костюм. Так как нижняя часть лица могла его выдать, будучи знакома молодому человеку по многочисленным портретам, распространенным в ту эпоху, он повязал очень большой кружевной галстук, скрывавший ее. Сама же встреча должна была состояться в небольшом доме предместья Сен-Жермен. Дом этот занимала одна из любовниц Дюбуа, которую он попросил переселиться. Центральный корпус этого дома стоял отдельно от боковых флигелей и совершенно не был освещен; изнутри он был отделан тяжелыми шпалерами. Вот сюда-то и прибыл регент, выехав через задние ворота Пале-Рояля в закрытой берлине около пяти часов вечера, то есть с наступлением темноты.

XVII. МОНСЕНЬЕР, МЫ — БРЕТОНЦЫ