— Хорошо, монсеньер, клянусь, что вы испытаете некоторое потрясение чувств и вам покажется вполне удачной возможность говорить устами его светлости.
И Дюбуа, опасаясь, что регент еще не утвердился в своем решении и изменит его, поклонился и вышел.
Не прошло со времени его ухода и пяти минут, как в переднюю стремительно влетел гонец и вручил пажу какое–то письмо. Паж отпустил его и тут же прошел к регенту, который, только взглянув на почерк, невольно вздрогнул от удивления.
— Госпожа Дерош, — сказал он, — посмотрим, что нового. И тут же, сломав печать, прочел следующее:
«Монсеньер!
Мне кажется, что молодая дама, которую Вы доверили моему попечительству, здесь не в безопасности».
— Ба! — воскликнул регент.
«Пребывание в городе, которого Ваше высочество так опасались, мне кажется, было бы для нее в сто раз лучше, чем уединение, и я не чувствую себя в силах защитить, как я бы того хотела, а вернее, как следовало бы, особу, которую Ваше высочество сделало честь мне доверить».
— Ого, — произнес регент, — сдается мне, обстоятельства усложняются.
«Некий молодой человек, который как раз вчера, за несколько минут до Вашего приезда, передал мадемуазель Элен записку, явился сегодня утром во флигель. Я хотела его выпроводить, но мадемуазель столь категорически приказала мне повиноваться ей и удалиться, что в ее пламенном взгляде и жестах королевы я признала, да не разгневается Ваше королевское высочество, кровь повелителей».
— Да, да, — сказал регент, невольно улыбаясь, — это, действительно, моя дочь.
А потом добавил:
— Кто же этот молодой человек? Какой–нибудь щеголь, должно быть, который видел ее в приемной монастыря. Если бы эта безумная госпожа Дерош еще сообщила мне его имя!
И он стал читать дальше:
«Я полагаю, монсеньер, что молодой человек и мадемуазель раньше уже виделись. Стремясь услужить Вашему высочеству, я подслушивала, и, несмотря на двойную дверь, когда он один раз повысил голос, я разобрала такие слова: «Вас видеть, как и прежде“.
Да соблаговолит Ваше высочество оградить меня от опасности, которой подвергают меня мои обязанности, и прислать мне приказ, обязательно в письменном виде, защищающий меня от взрывов гнева мадемуазель».
— О черт! — продолжал регент. — Это осложняет положение. Уже любовь! Нет, это невозможно, она воспитана так строго, в таком уединении, в одном только, может быть, монастыре Франции, где мужчины никогда не проникают дальше приемной, в провинции, где, как говорят, такие чистые нравы! Нет, тут какая–нибудь история, которой эта Дерош, привыкшая к козням придворных повес и пребывающая в постоянном возбуждении из–за шалостей других моих дочерей, просто чего–то не понимает. Но посмотрим, что она еще мне пишет?
«P.S. Я только что навела справки в гостинице «Королевский тигр“: молодой человек приехал вчера, в семь ' часов, то есть за три четверти часа до мадемуазель. Приехал он по той же бретонской дороге, то есть по той же дороге, что и она. Он путешествует под именем господина де Ливри».
— О, — воскликнул регент, — вот это уже опаснее! Тут целый заранее разработанный план. Черт возьми! Дюбуа бы хорошо посмеялся, расскажи я ему об этих обстоятельствах, уж он бы не преминул повторить мне все мои ученые рассуждения о чистоте девиц, воспитанных вдали от Версаля или Парижа! Будем надеяться, что, несмотря на свою полицию, этот пройдоха ничего не узнает… Эй, паж!
Вошел паж, принесший письмо.
Герцог торопливо написал несколько строк.
— Гонец из Рамбуйе?.. — спросил он.
— Ждет ответа, монсеньер, — ответил юноша.
— Прекрасно. Отдайте ему это письмо, и пусть он тотчас же отправляется обратно. Идите.
Через минуту во дворе звонко процокали копыта.
Что же касается Дюбуа, то, подготавливая встречу Гастона и мнимой его светлости, он in petto note [3] производил небольшой расчет:
— Итак, я держу регента в руках через него самого и через его дочь. Любовная интрига молодой особы или не очень важна, или серьезна. Если она не очень важна, я ее прекращу, преувеличив ее значение; если она серьезна, то герцог поставит мне в заслугу то, что я ее обнаружил. Только оба удара сразу наносить не следует. Bis repetita placent note [4]. Ну вот и еще одна цитата! Педант ты, педант и, видно, им останешься. Решено: спасем сначала герцога, а потом его дочь, и будут награды две. Посмотрим, все ли правильно? Сначала герцог, да. Если эта девушка погибнет, от этого никто не пострадает; если умрет этот человек, погибнет целое королевство. Начнем с герцога.
И, приняв это решение, Дюбуа отправил срочного гонца к господину Монтарану, в Нант. Мы уже сообщали, что господин де Монтаран — это бывший губернатор Бретани.
Гастон же, в свою очередь, по размышлении остановился на следующем: поскольку ему было стыдно иметь дело с таким человеком, как Ла Жонкьер, и подчиняться негодяю, он поздравил себя с тем, что отныне будет общаться с руководителем, достойным задуманного. В том случае, если и на этом уровне он встретит ту же низость и продажность, шевалье решил вернуться в Нант, рассказать своим друзьям об увиденном и спросить у них, что он должен делать.