— А как же наше свидание в одиннадцать?
— Еще и десяти нет, будьте спокойны, я вернусь.
— Я вам не нужен?
— Спасибо, нет.
— Если вдруг вы собираетесь кого похитить, то я в этом деле дока и могу помочь.
— Благодарю, — сказал Гастон, невольно краснея, — но речь идет не об этом.
Дюбуа тихонько присвистнул, как человек, понимающий, чего стоит такой ответ.
— Я найду вас здесь? — спросил Гастон.
— Не знаю, я тоже думаю, не заняться ли и мне какой–нибудь красивой дамой, проявляющей интерес к моей персоне, но, в любом случае, вы найдете здесь в назначенный час вчерашнего провожатого и ту же карету с тем же кучером.
Гастон поспешно распрощался со своим посетителем. Около кладбища Избиенных Младенцев он взял фиакр и приказал везти себя на улицу Фобур–Сент–Антуан.
Отсчитав двадцатый дом от угла, он вышел, приказал кучеру ехать за ним и пошел вперед, тщательно осматривая всю левую сторону улицы. Вскоре он оказался у толстой стены, из–за которой виднелись густые раскидистые тополя. Этот дом настолько соответствовал описанию, которое ему дала Элен, что Гастон больше не сомневался — девушку прячут именно там. Но здесь начинались трудности: в стене не было никаких отверстий, а у двери — ни молотка, ни колокольчика. Да для франтов они и не нужны были, потому что обычно перед каждым из них бежал скороход и стучал в нужные двери тростью с серебряным набалдашником. Гастон прекрасно обошелся бы и без скорохода и постучал бы в дверь ногой или камнем, но он боялся, что привратник получил специальные распоряжения и может задержать его у дверей, поэтому он приказал кучеру остановиться и, желая предупредить Элен, что он здесь, хорошо известным ей условным сигналом, пошел по переулку, на который дом выходил боковым фасадом. Подойдя к выходившему в сад окну как можно ближе, он поднес руки ко рту и громко закричал совой. Элен вздрогнула: она узнала этот крик, который разносился в бретонских дроковых лугах на одну–две мили, и ей показалось, что она снова в клисонском монастыре августинок и что лодка, в которой стоит шевалье, беззвучно скользя на веслах, сейчас причалит под ее окном среди тростников и лилий. Этот крик отразился от стен и достиг ее ушей, возвещая о присутствии того, кого она ждала, и она тут же подбежала к окну. Молодой человек был тут.
Они с Элен обменялись знаком, который сказал ему: «Я вас ждала», а ей: «Я здесь». Потом она прошла в глубь комнаты, взяла колокольчик, который вручила ей госпожа Дерош совсем в других целях, и позвонила в него так громко, что мгновенно прибежали не только госпожа Дерош, но и лакей с камеристкой.
— Откройте уличную дверь, — повелительно сказала Элен, — у дверей стоит человек, которого я жду.
— Останьтесь, — обратилась госпожа Дерош к лакею, который собирался исполнить приказание, — я сама посмотрю, кто там.
— Бесполезно, сударыня, я знаю, кто это, и уже сказала вам, что это тот, кого я ждала.
— Но, может быть, мадемуазель не следовало бы его принимать? — не сдавалась дуэнья.
— Я уже не в монастыре, сударыня, и еще не в тюрьме, — ответила Элен, — и буду принимать кого сочту нужным.
— Но, по крайней мере, могу я узнать, кто это?
— Не вижу в этом ничего непозволительного, это тот же человек, которого я принимала в Рамбуйе.
— Господин де Ливри?
— Господин де Ливри.
— Я получила твердый приказ никогда не допускать к вам этого молодого человека.
— А я вам приказываю немедленно провести его сюда.
— Мадемуазель, вы отказываетесь повиноваться своему отцу, — возразила полупочтительно, полусердито госпожа Дерош.
— Моему отцу не следует в это вмешиваться, и особенно через ваше посредство, сударыня.
— Тогда кто же распоряжается вашей судьбой?
— Я сама, только я! — воскликнула Элен, сразу взбунтовавшись против насилия над собой.
— Мадемуазель, я клянусь вам, что ваш отец…
— Мой отец одобрит мои поступки, если он мой отец.
Эти слова, в которых звучала гордость императрицы, заставили своей повелительностью склониться госпожу Дерош: она замолкла и осталась стоять неподвижно, как и лакеи, присутствовавшие при этой сцене.
— Так что же, — сказала Элен, — я приказала отпереть дверь, а мне здесь не повинуются?
Никто не шелохнулся, ожидая распоряжений гувернантки.
Элен презрительно улыбнулась и, не желая умалять свой авторитет в глазах прислуги, сделала столь повелительный жест, что госпожа Дерош отошла от двери, которую заслоняла собой, и дала ей дорогу. Тогда Элен медленно и с достоинством спустилась по лестнице в сопровождении госпожи Дерош, до глубины души потрясенной тем, что девушка, всего двенадцать дней назад вышедшая из монастыря, проявляет такую волю.
— Но это настоящая королева, — сказала горничная, идя следом за госпожой Дерош. — Я–то уж точно пошла бы отпереть дверь, если бы она не пошла сама.
— Увы! — произнесла старая гувернантка, — в этой семье все женщины таковы.
— Значит, вы знали эту семью? — удивленно спросила горничная.
— Да, — ответила госпожа Дерош, поняв, что она сказала больше, чем хотела, — да, я знала когда–то господина маркиза, ее отца.