Дочь самурая

— Жюльет не выносит Жюля. Она обзывает брата бездельником и ревнует его к подружке.

— А кто это? — заинтересованно спросила Лола.

— Это тайна. Но Жюльет Паризи клянется, что она в конце концов раскроет ее. Во всяком случае, его невеста — красивая девушка, которая мечтает о красивой жизни. По мнению Жюльет, ради нее Жюль и занялся тележурналистикой. Его подружка не стала бы знаться с булочником.

— А брат позволяет сестре говорить о нем гадости тысячам незнакомых людей?

— Дневник в Сети, но это не значит, что им кто-то интересуется. Я уверен, что семья ничего об этом не знает. С ее стороны это вызов отцу с его веб-камерой. Брату с его карьерой телеоператора. Вечно недовольной матери. Жизнь Паризи открыта всем, но сами они друг с другом не разговаривают.

Лола прочла несколько строк. Блог Жюльет не содержал ничего увлекательного. Она до тошноты повторяла свои обиды. Лола дала Диего еще некоторое время поработать в Интернете, а потом уговорила выйти подышать свежим воздухом. Они спустились по бульвару до рынка Сен-Кантен.

— Ты ужасно бледный.

— Да нет, Лола, все нормально. Мы с тобой гуляем совсем как Антуан и Адам.

— А это что еще за новость?

— Адам согласился выйти из своего кита, но так как он категорически отказывается заходить в кабинет психоаналитика, Антуан выводит его на прогулку. Они беседуют, выгуливая Зигмунда.

— Я считала, что у Адама вывих.

— Я его вылечил.

— Понятное дело.

— Я хочу, чтобы его по-настоящему приняли на работу в бригаду уборщиков, но это сложно.

— Ну, ты такой упрямый, что своего добьешься. А насчет прогулок — это правильно. У Антуана есть результаты?

— Антуан доволен. Возможно, мы так никогда и не узнаем, что вынудило Адама Нона годами жить в заброшенной зоне старой больницы. В конце концов, это его тайна. Должны же у нас оставаться какие-то тайны. Во всяком случае, каждую ночь он приходит спать в свой колодец. Тайком.

— Что за бредни?

— В «зоне X» есть высохший колодец времен Средневековья. Адам уверяет, что он в нем спит, завернувшись в свой пуховик. Кажется, это его успокаивает.

Они молча прошли сотню метров. Затем она обняла его за плечи и снова стала говорить ему о Пьерро и о его великих дарованиях в малярном искусстве.

— Ты спокойно можешь оставить ему ключи и заниматься своими делами. Или общаться с ним, если хочешь. Это интересный человек. Он был знаком с Маргерит Дюра.

— В самом деле?

— Да, оказывается, он выпивал с ней в местном бистро. Она рассказывала ему о работе писателя, а он ей о работе маляра.

— Это правда?

— Понятия не имею, но Пьерро всегда удается заставить тебя поверить в свои рассказы. Это так успокаивает. Обязательно попробуй.

41

Душевное состояние Папаши Динамита и идальго требовало неусыпного внимания. В субботу, направляясь в больницу Святого Фелиция, Лола радовалась, что ей удалось одним ударом убить двух зайцев. Ингрид теперь щеголяла тем, что ей удалось преодолеть свой страх перед больницами, и подруги отважно вошли в отделение скорой помощи.

Папаша Динамит и вся его труппа по-прежнему работали в онкологическом отделении. Как раз сейчас артисты развлекали больных своими импровизациями.

— У Мориса несколько причин любить импровизацию, — объяснял Диего Ингрид и Лоле, ведя их в кафе, превращенное в театр. — Это сложно и поэтому увлекательно. К тому же так он может не опасаться провалов в памяти.

— Вы теперь неразлучны, верно? — заметила Лола.

— Мы с Морисом подружились. Говорим об Алис. Ему так легче, да и мне тоже. Я многое узнал. Например, что она чувствовала себя виноватой в смерти матери.

— Но почему?

— Алис была трудным ребенком, вот она и вбила себе в голову, будто Александрии рано умерла от рака, потому что слишком переживала из-за нее. Морис тысячу раз пытался ее переубедить. Именно поэтому он позволял ей выступать с его труппой в этом отделении. Здесь она выкладывалась полностью. Мне следовало понять, какое большое у нее сердце.

У входа в кафе они узнали голос Мориса.

«Что вы здесь делаете, мадемуазель, да еще в таком виде?» — «Я вам мешаю? Вы бы предпочли, чтобы я спала в мягкой красивой постельке?» — «Ничуть не мешаете. Я везде как дома».

Роль девушки исполняла маленькая блондинка с лицом, покрытым белилами. Из простыни она соорудила себе то ли ночную сорочку, то ли подвенечное платье; а может, и саван? На Морисе был фрак, цилиндр, черная полумаска. Наволочку он приспособил под узелок.