– Полоса короткая. В конце ремонтные работы.
– Десять!
Руки Гладуна сами чуть подтягивают штурвал – они знают, каким темпом и на сколько.
– Пять!
– Пла-авно малый газ!
– Три! Два! Метр! Метр! Метр! – звенит информатор.
Где-то сзади внизу родилось: толчок – не толчок, скорее, уплотнение под колесами, какое-то шевеление, что-то там задышало. Кажется, покатились.
– Реверс включить!
Нос опустился, под полом загремело:
– Двести двадцать!
Реверс двигателей тянет за хвост, трясет.
– Притормаживаю…
– Сто шестьдесят!
– Торможу!
– Сто сорок!
– Реверс выключить!
И покатились, поехали, порулили в косой дождь.
Глядя в иллюминатор Хикэри удивилась как они вообще сели и с трудом улавливала направление и скорость движения; только по боковым фонарям было видно движение.
Это движение все замедлялось и замедлялось – и плавно затихло, превратившись в покой, устойчивость и тишину.
– На стояночном. Выключить потребители. Выключить двигатели. Спасибо, двадцатый.
– Когда они выдадут нам… останки? – произнесла Хикэри. Надо подготовить похороны…
– Похорон не будет, – ровным голосом ответил Олег Даниилович. («Он как будто стал старше»). Они сожгли… то что от нее осталось – и переслали мне видео…
«Гореть и Лондону… «Быть пусту сему месту!» – читалось в его спокойном лице.
Хикэри молча взяла чистую лампу, залила туда масло, установила на ступени трона и зажгла ее лежащим тут же кресалом и трутом.
На глазах у Хикэри появились слезы… Император подошел к ней и обнял за плечи.
– Пойдем… Ты же не хочешь провести тут всю ночь?
– А ты?
– Тут мои враги, мои друзья, мое прошлое…моя память, – он нажал на что-то под лампой зажженной Хикэри и в открывающееся гнездо вставил фотографию Чхун Ри. – Это фотография какой она была пять лет назад, когда я впервые увидел ее.
– Мне было двадцать два когда мне нужно было выбрать гвиби Кореи. Король пригласил меня на отбор… Девушки все были такие милые и очень застенчивые, кроме нее. Она уселась на ограждение балкона и смотрела на все сверху. Король… дядя Александр прикрикнул на нее и приказал спуститься, – он временами бывает очень чопорным. Она засмеялась и спрыгнула. Я ее поймал. Ри совсем не боялась и меня это так поразило, что я выбрал ее. И никогда не жалел.
Она была такой веселой, такой порывистой, такой живой и бесстрашной…
Я надеюсь ты поймешь меня и сумеешь заменить принцу Даниилу мать. Кроме меня и тебя у него никого нет – Ри сирота.
– Я… постараюсь выполнить ее волю и воспитаю ее сына вместе с вами, но мне не нравится это место, Ваше Величество, – Хикэри только сейчас поняла что она дрожит от странного ощущения, – вокруг столько огней, но они источают лишь могильный холод, пробирающий до костей. Кажется что больше одиноких призраков тут ничего и нет.
Они промолчали какое то время.
– Мне нужен твой указ по поводу мятежников – и я вылетаю в Шанхай… – не терпящим возражения тоном сообщила она. А ты займись… – скрипнула она зубами – англичанами. Этот вопрос надо решить…
Да – конечно… Я распоряжусь.
Император печально улыбнулся и передал ей ящичек резного кедра.
Хикэри открыла его. Там лежал уже увядший осыпавшийся венок из хризантем и ромашек.
Эпилог
Король Александр III, государь Чосон и островов Цусима, августейший покровитель Корейской Православной Церкви и генерал-адмирал Желтого моря, и прочая и прочая в одиночестве пребывал в тренировочном зале сидя на коврике.
Как христианину ему было невместно завести отдельную комнату для медитаций – но дело это полезное для нервов а греха нет – если, как сказал отец Анастасий Ын – духовник его и семьи, нет попыток взывать к Будде и всяким прочим амитофам. Так что додзё вполне подходил для этого – тем более что его с его спальней соединял специальный коридор. Медитировать получалось плоховато.