Дочь Шидзуко

Дядя уже накрыл его, все сидели вокруг на своих местах и пили чай, заваренный Эцуко. Айя и господин Кимура — рядышком, дедушка, бабушка и дядя Сабуро — по одну сторону стола. За последние три года бабушка сильно похудела, а дедушка заметно набрал вес. Бабушка говорила в своей привычной манере — очень быстро и на повышенных тонах, дедушка же останавливался, не находя подходящих слов. Трудно было предугадать, чем закончится его очередная тирада и закончится ли. В этот свой приезд Юки сразу же заметила, как сильно он изменился. Ноги его уже плохо слушались, и он опирался на трость. Каждый шаг давался с трудом. Лицо приобрело багровый оттенок, и он тяжело дышал. Глаза его слезились и он часто мигал, и нельзя было понять, плачет он или глаза его раздражает солнечный свет. Вообще-то дедушке была чужда эта слабость — плакать. Даже на похоронах своей дочери он не проронил ни слезинки. Он тогда сказал, что Шидзуко ушла с миром и воссоединится с духами своих предков, а мы за это должны быть благодарны судьбе. Но Юки понимала, насколько велико его горе. Деда выдавал голос: время от времени он дрожал.

Юки опустилась на колени рядом с бабушкой, поставила поднос на пол, устланный татами, и стала раздавать тарелки и плошки — на семь персон. За столом шел общий разговор о работе господина Кимуры в государственном университете в Кобе. Только дедушка не участвовал в беседе и молча смотрел на внучку.

— Надо, наверное, поставить еще один прибор, — вдруг сказал он, — для твоей мамы.

Все замолчали.

— Надумал тоже, — бабушка натужно улыбнулась. — Это будет дурным знаком. Зачем омрачать наш праздник?

Дедушка промолчал. Кимура вновь завел разговор о своем университете. Юки приподняла крышку чайника — он опустел лишь наполовину. Но все таки она встала и пошла на кухню.

— Оставь, посиди с нами, — сказал Сабуро.

Все согласно закивали. Юки села рядом с

бабушкой.

— Господин Кимура рассказывал нам об университете, — продолжил Сабуро. — С твоей стороны глупо не попробовать туда поступить.

— Поздно об этом говорить. Вступительные экзамены уже закончились.

Юки уже объявила всем, что после окончания школы — а это случится в марте — она собирается поступать в колледж в Нагасаки, где будет учиться живописи.

— Но ведь у тебя в аттестате будут прекрасные оценки, — сказала тетя Айя, многозначительно посмотрев на мужа. — Господин Кимура на следующей неделе может устроить для тебя отдельные экзамены. Если хорошо сдашь их, поступишь в университет. Перед самым началом учебного года, как всегда, произойдет отсев: кто-то в последний момент уйдет — и ты займешь его место.

Новоиспеченный дядюшка, господин Кимура, тоже повернулся к Юки.

— Я уверен, ты хорошо сдашь экзамены. И не думай, что тебя устраивают по протекции, что я оказываю тебе любезность. Наоборот — ты окажешь честь нашему университету. Не так уж много у нас способных студентов.

— Спасибо, но я уже решила. Поеду в Нагасаки. Я давно это планировала.

— Но почему Нагасаки? — заволновалась I бабушка. — Это так далеко, на другом острове.

Мы не сможем с тобой видеться. И вообще, университет есть университет. Тем более такой престижный.

— О престижности я меньше всего думаю, — отрезала Юки. — Колледж в Нагасаки малоизвестен, но в нем прекрасное преподавание рисунка и живописи. Я буду счастлива там учиться. Университеты — для людей с амбициями. Там учатся люди, которые хотят работать в крупных корпорациях. А это не для меня.

Я другой человек. Школьные учителя согласились со мной. Я, если хотите, не впишусь в государственный университет. Да и вообще я не собираюсь никуда вписываться.

Бабушка нахмурилась. Ее карие глаза посветлели, взгляд стал каким-то беззащитным.

— Поймите же одну вещь, — Юки попыталась быть мягче. — Я хочу учиться в другом городе, потому что не хочу жить с отцом и мачехой. Если я поступлю в университет Кобе или любой колледж в нашем городе, они не разрешат мне жить в студенческом общежитии. Не из любви ко мне — им просто будет неудобно перед людьми. Все, мол, подумают: что за ерунда? От ее дома до университета — всего двадцать минут поездом, а она переехала в общежитие. Хороши папаша с мачехой! А если я уеду в Нагасаки, им не нужно будет ни перед кем оправдываться. Да, уехала, но там, в колледже, очень солидная школа живописи.

— Ты им уже сообщила об этом? — поинтересовался Сабуро.

— Нет, — проговорилась Юки. Все удивленные взгляды обратились на нее. Ну, что же, придется выложить всю правду.

— Пока я еще не рассказывала им о своих планах, но, думаю, они о них догадываются. Как-то месяц назад сказала мачехе, что собираюсь уехать в Нагасаки, но она никак не отреагировала. Может, и не слышала. Даже не посмотрела в мою сторону. Мы вообще редко с ней разговариваем — только когда она ко мне придирается. Мелет всякую ерунду, а я вынуждена все терпеть.

Наступило молчание. Сабуро перебирал палочки для еды. Бабушка налила себе еще чаю. Айя и господин Кимура словно окаменели. Дедушка уставился в тарелку. Одна Эцуко невозмутимо резала на кухне зелень, только слышно было, как ритмично постукивает ее нож.