Дочь шторма, невеста огня

Задевало Марка. Он глянул за стекло, и на минуту ему показалось, что Крессель, едва заметно ухмыляясь, смотрит прямо на него. Разумеется, ни видеть, ни знать, что Марк здесь, он не мог, а если бы и знал, то не придал бы значения. Ведь ему, эдакому лекарю, избавляющему мир от тьмы и скверны, нет никакого дела до чьих-то сломанных жизней. До смерти Сартиса Арена, который уже никогда не приведет свою невесту в храм.

Магия рванула наружу, царапая нутро. Искры вспыхнули на пальцах тут же, яркие, ощутимо покалывающие кожу, несмотря на защиту. Сопротивляться Марк не стал, смело шагнув следом за Эрдлангом и Силвой – он должен собственноручно вырвать Кресселю глотку.

– А ты куда собрался? – донеслось до него словно сквозь толщу воды – сейчас мир вокруг исчез, оставив ему лишь кровного врага.

Вокруг запястья сжалась чья-то сильная рука, сдавила до боли, и сознание чуть прояснилось. Ровно настолько, чтобы заметить перед собой суровое лицо Ларссона.

– Я спрашиваю, куда собрался, пацан?

– Кресселя на куски рвать, вестимо, – меланхолично ответил Дальгор вместо Марка. – Уймись, Эйнтхартен. На эту пресветлую шкуру еще пятнадцать человек желающих, и прав у них ничуть не меньше. Справедливо будет, если он не достанется никому из вас.

«Справедливыми будут его кишки на люстре!» – зло подумал Марк, пытаясь вырвать руку, но хватка коммандера была железной. Кожу обожгло огнем – не сильно, особенно для того, кто сам управляет этой же стихией. Но достаточно, чтобы понять: в случае чего Ларссон с ним церемониться не будет.

– Тебе сказали – уймись, Марк. Либо успокаиваешься и тихо-мирно смотришь, либо валишь домой.

Его тон не был строгим или грозным, скорее спокойным, уверенным и самую малость начальственным. Ларссон слишком долго был для него авторитетом (куда большим, чем родной отец, если подумать), а потому не подчиниться не вышло. Злость не делась никуда, но магия угомонилась, прекратила рваться наружу.

– Простите, коммандер, я…

– Ты не в себе. Я понимаю. Просто сядь и не делай глупостей.

Марк кивнул, и Ларссон наконец отпустил его руку.

– И таких у нас еще пятнадцать! – с преувеличенной радостью оскалился Дальгор. – В Академии будет весело. Даже не знаю, кому вся эта красота достанется… Киара, не хочешь вернуться на кафедру стихийников?

– Не хочешь, – эхом откликнулась Киара, плюхнувшись на стул рядом со своим шефом. – Мне и одного выше крыши, куда уж пятнадцать.

Садиться Марк не стал, практически прилипнув к стеклу – он не хотел пропустить и слова из того, что скажет Крессель. Обманывать себя было глупо, но где-то в самой глубине души он надеялся, что тот найдет для своих действий причину получше, чем «жизни достойны только светлые» и «все ради общего блага».

Бывший магистр побледнел, стоило в допросную войти Силве и Эрдлангу. И если на присутствие первого он вообще никак не отреагировал, то вот увидеть архимага Темного Круга явно не ожидал. Но в руки себя взял довольно быстро, вновь принимаясь кротко улыбаться, хотя Марк даже отсюда чувствовал, что ему страшно.

Говорить Крессель не торопился, на вопросы Эрдланга отвечая односложными фразами; присутствие менталиста не слишком помогало. Он морщился всякий раз, но продолжал врать – о том, что не понимает, о чем речь, что не причинял никому вреда и что понятия не имеет, почему среди его студентов чуть не два десятка оказались переделанными темными магами.

Марк прищурился, с трудом гася очередную вспышку гнева. Он не мог поверить, что Эрдланг и Силва стоят и слушают эту ложь, сопровождаемую благостной улыбочкой.

– Устроил спектакль, сука, – прошипел он, шагнув в сторону двери, но был остановлен. На этот раз Киарой, мигом оказавшейся рядом.

– Ну ты же не думаешь, что братец ему это спустит? – ядовито хмыкнула она, устраивая ладонь на его шее и принимаясь аккуратно поглаживать. Стало чуть спокойнее.

Эрдланг и вправду не спустил: после очередного «это какая-то ошибка» вокруг Кресселя схлестнулась сеть молний. Он дернулся, рухнул на четвереньки и заорал так, будто с него сдирают кожу.

– А теперь начнем заново.

Теперь-то Крессель изменился в лице, улыбка сошла с его губ. Спустя еще один разряд он заговорил.

Первой жертвой тогда еще молодого профессора Академии оказался мальчик двенадцати лет. Он попал в руки Кресселя случайно, когда его мать, шлюха из Изумрудной Заводи, рассказала о том, что родила сына от проезжего шафрийца-полудемона. Быть матерью рогатого отродья она не желала, и Крессель любезно согласился помочь несчастной. Мальчик прожил всего неделю – темная кровь оказалась сильнее любого трансформатора, – но Крессель решил продолжить свои эксперименты.