Дочь снегов. Сила сильных

На следующее утро Джекоб Уэлз, несмотря на все свои миллионы, принялся, как всегда, колоть дрова, затем он закурил сигару и отправился искать Курбертэна. Фрона после завтрака вымыла посуду, повесила проветриваться одежду и накормила собак. Затем она вытащила из мешка потрепанный томик Вордсворта и отправилась на берег реки. Там она удобно устроилась на двух поваленных ветром соснах. Однако она только раскрыла книгу, но читать не стала: взоры ее устремились на поверхность Юкона, на водоворот у подножия скал на противоположном берегу, на поворот реки и на песчаную отмель, делившую реку пополам. Воспоминания о недавних приключениях все еще ярко вставали перед ней, впрочем, были моменты, которые совершенно исчезли у нее из памяти. Борьба с течением у скалы с расщелиной была воистину титаническая: Фрона не помнила, сколько времени она продолжалась, а про гонку вдоль берегов Расстанного острова она совсем не помнила, лишь рассудком понимала, что это было на самом деле.

Вдруг ей пришла в голову фантазия мысленно проследить поведение Корлиса за последние три дня. Зато она тщательно избегала всякого воспоминания о другом человеке, имени которого не хотела называть даже самой себе. У нее было смутное сознание, что с этими воспоминаниями связан какой-то ужас, с которым ей рано или поздно придется столкнуться, но ей хотелось отсрочить это мгновение. У нее ныло все тело, и не только тело, но и душа: ей не хотелось ничего делать, даже желаний никаких не было. Легче было вспоминать все равно что, хотя бы Томми, с его злым языком и трусливой душонкой; и Фрона тут же дала себе слово, что, когда Джекоб Уэлз получит дивиденды от Нортлэнд Компани, жена и дети Томми не будут позабыты в своем далеком Торонто.

Вдруг рядом с ней хрустнула сухая ветка; она очнулась и подняла глаза — около нее стоял Сэн Винсент.

— А ведь вы еще не поздравили меня по случаю моего счастливого избавления, — заговорил он весело и самоуверенно. — Но вы наверное вчера устали до смерти. Что касается меня, то я был совсем разбит. К тому же вы провели все утро на реке.

Он искоса поглядывал на девушку, стараясь угадать, каково ее настроение и как она поведет себя.

— Вы героиня, Фрона, настоящая героиня! — горячо продолжал он. — Вы не только спасли жизнь этому несчастному курьеру, вы и меня спасли. Тем, что заставили отложить суд. Если бы в первый день выступил еще хоть один свидетель, меня повесили бы до появления Гоу. Молодец этот Гоу! Ужасно жаль, что он при смерти.

— Я очень рада, что мне удались помочь вам, — ответила Фрона и умолкла. Она не знала, как ей говорить с этим человеком.

— Разумеется, я могу себя поздравить…

— Поздравлять себя с тем, что вас судили, вам нечего, — быстро перебила его девушка и посмотрела своему собеседнику прямо в глаза. — Я очень рада, что все окончилось благополучно, но поздравить вас я не могу.

— Ого! — протяжно произнес он. — Так вот, в чем дело! — Он добродушно улыбнулся и хотел было усесться рядом с Фроной, но она не двинулась с места, и он остался стоять перед ней. — Я могу все объяснить. Если и были женщины…

Руки Фроны были судорожно сжаты, но при этих словах она расхохоталась.

— Женщины? — спросила она. — Женщины! — повторила она. — Вы смешны и только, Грегори!

— После того как вы стояли за меня горой во время суда, — начал он, и в тоне его звучал упрек, — после этого, я думал…

— Ах, вам не понять! — с отчаянием произнесла она. — Вы ничего не поняли. Посмотрите на меня, Грегори, и постарайтесь понять. Ваш вид мне неприятен. Мне больно подумать, что вы меня когда-то целовали. Ваши поцелуи словно жгут мне губы, оскверняют меня. Почему? Из-за женщин, вы думаете, из-за романов, которые вы «можете объяснить»? Как вы далеки от истины! Хотите, я скажу вам почему?

С реки донесся звук чьих-то голосов. Фрона посмотрела и увидела, что Дэл Бишоп сидит в лодке, а Корлис, идя по берегу, тащит лодку на бечеве против течения.

— Сказать вам почему, Грегори Сэн Винсент? — повторила девушка. — Почему я чувствую себя оскверненной вашими поцелуями? Потому, что вы нарушили долг товарищества. Потому, что вы водили хлеб-соль с человеком, а затем хладнокровно смотрели, как убийца вонзал этому человеку в грудь нож, а сами пальцем не пошевельнули. Мне легче было бы, если бы вы умерли, защищая его: память о вас была бы тогда для меня священна. Лучше бы вы сами убили его: это доказало бы, что вы, по крайней мере, настоящий мужчина.

— И это вы называете любовью? — презрительно спросил Сэн Винсент. Вся злоба, таившаяся в нем, вдруг всплыла на поверхность. — Это любовь только до черного дня! Да, нам, мужчинам, часто приходится разочаровываться.

— А я думала, что у вас большой опыт на этот счет, — возразила девушка, — вы забываете, кажется, про многочисленных женщин…