Дочь Сталина. Последнее интервью

Когда мне приходится теперь, в наши дни, читать и слышать, что мой отец при жизни сам себя считал чуть ли не богом, - мне кажется очень странным, что это могут утверждать люди, близко знавшие его. Отец, правда, особым демократизмом в жизни никогда не отличался, но богом он себя не воображал. В последнее время он жил особенно уединенно; поездка на юг осенью 1951 года была последней. Больше он не выезжал из Москвы и почти все время находился в Кунцеве, которое все перестраивали и перестраивали. В последние годы рядом с большим домом, выстроили маленький деревянный дом - там лучше был воздух; в комнате с камином отец часто и проводил дни. Никакой роскоши там не было, - только деревянные панели на стенах и хороший ковер на полу были дорогими. Все подарки, присылавшиеся ему со всех концов земли, он велел собрать и передать в музей - это не из ханжества, не из позы, как многие утверждают, а оттого, что он в самом деле не знал, что ему делать со всем этим изобилием дорогих и даже драгоценных вещей - картин, фарфора, мебели, оружия, утвари, одежды, национальных изделий, - он не знал, зачем это все ему. Изредка он что-либо отдавал мне - национальный румынский или болгарский костюм, но вообще, даже то, что присылалось для меня, он считал недопустимым использовать в быту. Он понимал, что чувства, которые вкладывались в эти вещи, были символическими, и считал, что и относиться к этим вещам следует, как к символам. В 1950-м открыли в Москве «Музей подарков», и мне часто приходилось слышать от знакомых дам (при жизни отца, да и после его смерти): «Ах, там был такой чудесный гарнитур! А какая радиола! Неужели вам не могли этого отдать?» Нет, не могли! После возвращения из Грузии я видела отца всего два раза. Я уже говорила о том, как в годовщину октября осенью 1952 года я поехала к нему на дачу со своими детьми. И потом я была у него 21 декабря 1952 года, в день, когда ему исполнилось семьдесят три года. Тогда я и видела его в последний раз. Он плохо выглядел в этот день. По-видимому, он чувствовал признаки болезни, может быть, гипертонии - так как неожиданно бросил курить и очень гордился этим - курил он, наверное, не меньше пятидесяти лет. Очевидно, он ощущал повышенное давление, но врачей не было. Виноградов был арестован, а больше он никому не доверял и никого не подпускал к себе близко. Он принимал сам какие-то пилюли, капал в стакан с водой несколько капель йода - откуда-то брал он сам эти фельдшерские рецепты; но он сам же делал недопустимое: через два месяца, за сутки до удара, он был в бане, построенной у него на даче в отдельном домике, и парился там, по своей старой сибирской привычке. Ни один врач не разрешил бы этого, но врачей не было.

«Дело врачей» происходило в последнюю зиму его жизни. Валентина Васильевна рассказывала мне позже, что отец был очень огорчен оборотом событий. Она слышала, как это обсуждалось за столом, во время обеда. Она подавала на стол, как всегда. Отец говорил, что не верит в их «нечестность», что этого не может быть, - ведь «доказательством» служили доносы доктора Тимашук, - все присутствующие, как обычно в таких случаях, лишь молчали. Валентина Васильевна очень пристрастна. Она не хочет, чтобы на отца падала хоть какая-нибудь тень. И все-таки надо слушать, что она рассказывает, и извлекать из этих рассказов какие-то здравые крупицы, - так как она была в доме отца последние восемнадцать лет, аяу него бывала редко. Меня многие осуждали за это. Мне говорили: «Ну, что ты не поедешь к отцу? Позвони, спроси; скажет нельзя -попозже позвони, когда-нибудь он найдет время». Быть может, это справедливо. Быть может, я была слишком щепетильна. Но когда он отвечал мне злым, раздраженным голосом - «я занят» и бросал трубку телефона, то я после этого уже целые месяцы долго не могла собраться с духом и позвонить. И вот я у него последний раз, но я ведь не знала, что это - последний раз. Обычное застолье, обычные лица, привычные разговоры, остроты, шутки многолетней давности. Странно - отец не курит. Странно - у него красный цвет лица, хотя он обычно всегда был бледен (очевидно, было уже сильно повышенное давление). Но он, как всегда, пьет маленькими глотками грузинское вино -слабое, легкое, ароматное.