Дочь Сталина

Итак, главное, что беспокоило вождя в те последние дни его жизни, — вопрос о преемнике.

Второе — Сталин чувствовал, что сильно сдал физически, и это страшило его. Участились обморочные состояния, два раза он падал прямо в собственном кабинете. То и дело подскакивало давление. Сталин был вынужден бросить курить. У него случались провалы в памяти. Но когда профессор Виноградов во время своего последнего визита к вождю сказал, что находит его состояние здоровья неудовлетворительным, Сталин взорвался и выгнал профессора. Виноградова скоро арестовали. Возможно, Сталин жалел об этом. Наблюдать теперь за его здоровьем было некому.

…Словом, настроение у вождя в те дни не могло быть оптимистичным… Но как бы то ни было — достоверно одно: в 4 часа утра 1 марта после очередного застолья Иосиф Виссарионович остался один.

Что же случилось потом?.. Об этом можно только гадать.

Вся обслуга Ближней — дачи в Кунцеве — утверждает, что в быту вождь был исключительно неприхотлив. Часто спал не раздеваясь. Случалось, его заставали уснувшим на скамейке в саду или на любимой им западной террасе, укрытым солдатской шинелью. Иногда он укладывался спать на узкой кушетке. Иногда дремал в кресле. Никому заранее не было известно, в какой из многочисленных комнат Ближней Сталин устроится на ночлег. Последнее время он спал прямо в столовой, где еще стояла неубранная после ночного кутежа посуда…

О чем он думал в эти последние часы, когда случившийся с ним удар еще не затуманил его сознание?

За три года до смерти на письменном столе вождя появилась фотография его жены Надежды. Известно, что в последние дни он перечитал почти полтора десятка ее писем, к которым прежде не прикасался. Он уже не вспоминал о ней с прежним ожесточением, как о «предательнице», вонзившей нож в его спину. Все чаще упоминал о ней в разговоре с детьми, особенно с дочерью. Телохранители в один голос утверждают, что после гибели Надежды Сергеевны Сталин жил «как монах», они умилялись аскетическим образом его жизни.

Может, он думал о своем беспутном сыне, которого безуспешно пытался спасти от алкоголизма? Или о незадачливой дочери, не сумевшей устроить личную жизнь? О своей запущенной, заброшенной семье, принесенной в жертву политической жизни? Возможно, запоздалое раскаяние, острое желание что-то исправить на старости лет, горькое недовольство жизнью и спровоцировали этот удар?

В этот воскресный день 1 марта Светлана безуспешно пыталась дозвониться до отца.

Возможно, она испытывала какую-то безотчетную тревогу. Говорят, люди, связанные родственными узами, способны почувствовать на расстоянии, что с родным человеком что-то произошло. Если бы она отважилась потребовать, чтобы отца подозвали к телефону, не исключено, что на этот раз его удалось бы спасти. Может, именно в ту минуту, когда прозвучал ее звонок, он почувствовал, что нуждается в помощи, но не захотел обнаружить перед людьми свою слабость.

…Встретиться с отцом Светлане было не так просто. Позвонить ему непосредственно дочь не могла. Трубку брал «ответственный дежурный». Он же ставил Светлану в известность, есть ли в доме «движение» или «движения пока нет». Последнее означало, что Сталин еще спит или читает. Беспокоить его было категорически запрещено. И в тот момент дежурный не счел нужным поделиться с дочерью вождя той тревогой, которой был уже охвачен весь дом…

Дело в том, что обычно в полдень в комнатах возникало движение, после чего следовал сигнал, которым Сталин приглашал к себе кого-то из охраны.

Но на этот раз в доме было тихо. Шел час за часом, охрана недоумевала, а затем уже тревожно переглядывалась, прислушивалась, гадая, что могла бы означать эта тишина.

Наконец в половине седьмого вечера в кабинете вспыхнул свет.

Все с облегчением вздохнули, ожидая приглашения к вождю.

Но его не последовало.

Охрана не могла ни на что решиться. Телохранители заспорили, кому из них следует войти в кабинет, не дожидаясь вызова. Ни один не решался взять на себя эту ответственность. Наконец, когда в 22.30 из ЦК привезли свежую почту, телохранитель Лозгачев решил воспользоваться ею, как предлогом, чтобы войти к Сталину. Взяв в руки корреспонденцию, он прошел сквозь череду темных комнат. Никого. Из полуотворенной двери столовой пробивался свет. Там Лозгачев и обнаружил Сталина.

Он лежал на огромном персидском ковре, неловко опираясь на руку, подмяв под себя газету «Правда», за которой, видимо, и зашел в столовую. Другой рукой Сталин, приподнявшись, сделал знак Лозгачеву, словно призывал его на помощь. В глазах его светились мольба и ужас.

Лозгачев, бросившись к нему, крикнул:

 — Что с вами, товарищ Сталин?

Ответом было невразумительное бормотание.

Лозгачев вызвал по внутреннему телефону остальных.

Вождя перенесли на диван. Видно было, что он озяб — вероятно, пролежал на полу несколько часов, не в силах позвать на помощь.

Позвонили шефу КГБ Игнатьеву. Тот, растерявшись, посоветовал разыскать Берию, без распоряжения которого нельзя было вызвать врачей. Только в три часа ночи Маленков нашел подвыпившего Берию, и они вместе приехали на Ближнюю.