Дочь убийцы

Потом были сыр с крекерами и простое белое вино на пляже. Плеск волн и наконец ставшее темно-серым небо.

Когда все ушли, Грейс вдруг осознала: она была единственным членом семьи. Ей было известно, что ни у Блюстоуна, ни у его жены нет родственников, но до сих пор особо не задумывалась об этом. Теперь, когда то, что от них осталось, развеяно над волнами и унесено в океан, она поняла, какими они были одинокими, пока не взяли ее.

Может, в этом все дело?

Но можно ли найти исчерпывающее объяснение благородному поступку – или дурному?

Нет, должно быть что-то еще. Блейдс чувствовала себя неестественно рассудительной, поскольку – черт возьми! – была на грани нервного срыва.

Малкольм и Софи заслуживали большего, чем дешевый анализ.

Малкольм и Софи ее любили.

* * *

На следующий день после похорон Грейс осталась одна в своей квартире – и наконец смогла заплакать. Неделю она в основном плакала, а Гарденера, который за это время дважды стучал в дверь, не впустила. Следующие две недели Блейдс не отвечала на его звонки. Как и на звонки пациентов, нынешних и потенциальных. Оставила на голосовой почте сообщение о «срочных семейных делах». Подходящее время для Страждущих подумать не только о себе, но и о других.

Утром на пятнадцатый день после того, как Это Случилось, Гарденер пришел снова, и Грейс решила, что в состоянии выдержать его присутствие. Она приоткрыла дверь, не снимая цепочку. С ним был Майк Либер, и внезапно женщине расхотелось их впускать.

– Да, Рэнсом? – сказала она.

– С тобой всё в порядке, дорогая? Давно не виделись.

– Справляюсь.

– Да… Мы всё пытаемся… Мы можем поговорить?

Грейс заколебалась.

– Это важно, – настаивал Гарденер.

Блейдс не ответила, и он приблизился к двери.

– Обещаю без лишних сантиментов, Грейс. Прости, что испытывал твое терпение.

За его спиной Майк Либер смотрел в пространство. Женщине хотелось его ударить.

– Пожалуйста, Грейс. Это ради твоей же пользы. Дела, откладывать которые никак нельзя. – Рэнсом снова заговорил как юрист. А глаза Майка напоминали гальку на берегу пруда.

Гарденер сложил руки в молитвенном жесте.

Грейс сняла цепочку.

* * *

Она провела мужчин на кухню, где Рэнсом взгромоздил на стол большой портфель из крокодиловой кожи и извлек из него пачку документов. Либер сел лицом к Грейс, но сразу же отвернулся и принялся разглядывать дверь холодильника. В голове хозяйки дома пронеслась череда возможных диагнозов. Она отмахнулась от этих мыслей. Какая разница?

Раскладывая бумаги, Гарденер морщил нос. В комнате пахло прогорклым жиром. Грейс питалась запасами из своего буфета, а то, что она жарила на сковороде, часто подгорало – обычно доктор такого не допускала. Кухню она не проветривала. И два дня не принимала душ.

– Ну вот, – сказал Рэнсом и выровнял края пятисантиметровой стопки бумаг. – Как ты, наверное, подозревала, ты – единственный наследник Малкольма и Софи.

– Я не подозревала. Просто не думала об этом.

– Да… конечно. Прости, Грейс, это… Но в любом случае мы должны с этим разобраться. Дела обстоят именно так. Ты – единственный наследник. Поэтому тебя требуется известить о сложившейся ситуации.

– Хорошо. Извещайте.

– Которая более чем благоприятная, – сказал Майк Либер.

Блейдс пристально посмотрела на него, однако он уже снова изучал белую дверцу холодильника.

– Да, да, – подтвердил Гарденер. – Майкл хочет сказать, Грейс, что Софи и Малкольм были очень богатыми людьми, и ты получаешь и наследство Софи, и результаты многолетних разумных инвестиций, которые делались после того, как Софи и Малкольм вступили в брак. – Он посмотрел на Либера; тот пожал плечами. – Майк у нас финансовый гений.

– Ерунда, – сказал тот. – Покупай дешево, продавай дорого, не делай глупостей.

– Ты слишком скромничаешь, Майк.

Либер скрестил руки на груди, и взгляд его снова сделался пустым. А потом он вдруг встал.

– Мне нужно идти. Должен провести кое-какие валютные операции.

– Мы же на моей машине! – удивился юрист. – Как ты вернешься в офис?

– Автобусом, – ответил молодой человек и повернулся к Грейс: – Мне жаль, что вы узнали об этом при таких обстоятельствах. Надеюсь, вы не спустите все это.

– Очевидно, ты заметила, что Майк необычный человек. Ему пришлось несладко во время учебы в Массачусетском технологическом. Малкольм ему помог, – сказал Гарденер, когда Либер ушел.

Грейс промолчала.

– Так вот, вероятно, ты не удивлена этим… Как и всем, что я могу рассказать тебе о Малкольме и Софи… Поэтому… В общем, подробности таковы.

* * *

Несмотря на такое невнятное вступление, Рэнсом сумел настроиться на деловой лад и с достойной восхищения точностью и скрупулезностью изложил суть дела.

Дом на Джун-стрит стоил от трех с половиной до четырех миллионов долларов. А акционерный фонд, который Малкольм и Софи открыли на имя Грейс через несколько месяцев после того, как взяли ее к себе, оценивался в пятьсот семьдесят пять тысяч долларов.

– Фонд принадлежит тебе прямо сейчас, но часть денег, вырученных за дом – если ты решишь его продать, – пойдет на налоги. Если все сложить, то, по моим оценкам, у тебя останется около четырех миллионов, – объяснил юрист.