Дочь убийцы

– Ах да, «Психология сегодня»! – воскликнул Малкольм, после чего открыл заднюю дверцу машины и вытащил кипу журналов.

– Значит, он нашел способ избавиться от своей коллекции. Грейс, я у тебя в долгу – ты облегчила мне весеннюю уборку, – сказала Мюллер.

Девочка знала, что от нее ожидают улыбки, и улыбнулась.

– Я отнесу их тебе в комнату, – сказал Блюстоун.

– Я сама, – возразила Блейдс.

– Они тяжелые.

– Давайте все вместе, – предложила София. – Втроем мы быстро справимся.

* * *

Разделив кипу журналов, они направились к дому: Грейс впереди, а Малкольм и София за ней. Супругам пришлось укоротить шаг, чтобы не наступать девочке на пятки.

Блейдс понятия не имела, о чем они думают. Ей не давали покоя такие мысли:

Он нас познакомил. Значит, она не знала, как меня зовут.

Он никогда не рассказывал ей обо мне.

Потому что он не обсуждает приемных детей?

Или потому что Грейс для него не важна?

* * *

Малкольм как будто прочел ее мысли, потому что во время следующего визита, неделю спустя, он спросил:

– Нравится психология?

– Да.

– Софи была рада с тобой познакомиться.

– Я тоже, – солгала Грейс. Она ничего не имела против новых людей, но не особенно думала о них.

Когда они с Блюстоуном устроились в гостиной, чтобы закончить вторую часть теста с картинками, он сказал:

– Наверное, ты уже догадалась, что я не говорил Софи о тебе – дело в конфиденциальности, в твоем праве на частную жизнь. Кроме того, я серьезно отношусь к тому, что мы делаем, и это не тема для светской беседы. В любом случае речь не обо мне, потому что звезда – ты.

– Звезда чего? – спросила Блейдс, хотя прекрасно знала, что психолог имеет в виду. По какой-то причине ей хотелось услышать, что он скажет.

– Того, что мы делаем вместе, Грейс. Моя цель – оптимизировать твое образование.

Малкольм стал объяснять слово «оптимизировать». Единственный человек, который не обращается с ней, как с тупой.

– Я объяснил… почему не обсуждал тебя, потому что не хочу, чтобы ты подумала, что ты для меня не важна. Наоборот, очень важна, и именно поэтому я обязан охранять твою частную жизнь. Несмотря на то что по закону у тебя нет права на конфиденциальность. Знаешь, почему?

– Потому что я в приемной семье?

Темные пушистые брови профессора печально поникли.

– Нет, но это логичный ответ. Настоящая причина в том, что все дети до восемнадцати лет лишены права на конфиденциальность – даже относительно того, что они говорят психологам. Я считаю, что это абсурдно и ужасно неправильно, Грейс. Думаю, нам следует гораздо больше уважать детей. Поэтому я нарушаю правила и на сто процентов храню секреты, не пишу о том, чего дети не хотели бы.

Блюстоун говорил быстро, будто захлебываясь. Его огромные щеки покрылись румянцем, а одна рука сжалась в кулак размером с бейсбольную перчатку.

– Уважайте старших, но уважайте и младших, – сказала его собеседница.

Малкольм удивленно посмотрел на нее. А потом расхохотался, ударив кулаком по столу.

– Блестяще, Грейс! Можно позаимствовать у тебя эту фразу, чтобы я тоже мог блеснуть?

– Конечно.

– Ты абсолютно права. Мы должны ко всем людям относиться так, как будто они умны и заслуживают уважения. Даже к младенцам. Был такой психолог… знаменитый, его звали Уильям Джемс, он жил давно… Его уважали и к его мнению прислушивались. Он считал, что маленькие дети живут в «большой, цветущей, жужжащей путанице». Как будто они насекомые, как будто их чувства, мысли или действия не подчиняются никакой закономерности. Во времена Уильяма Джемса это звучало вполне логично. Знаешь, почему?

– Люди не понимали.

– Совершенно верно, Грейс, а причина их непонимания заключалась в том, что они не представляли, как измерить, что чувствует или думает маленький ребенок. Потом психологи поумнели, придумали тесты – и бац! – Мужчина щелкнул пальцами. – Дети поумнели. И эта тенденция продолжается, Грейс. Именно это делает психологию интересной – по крайней мере, для меня. Мы все время узнаем что-то новое. Не только о человеческих существах, но также о высших животных – китах, дельфинах, обезьянах и даже птицах… Выясняется, например, что воро́ны очень умные. Чем лучше мы учимся их понимать, тем умнее они становятся. Так что, возможно, скоро мы всех будем считать умными.

Блюстоун всегда любил поговорить, но даже для него это была длинная речь.

– Возможно, – сказала Грейс.

Малкольм скрестил ноги, толстые, как стволы деревьев.

– Вероятно, я занудствую. В общем, вот почему я не рассказывал Софи о тебе. Именно потому, что ты важна для меня.

У его подопечной опять схватило живот. Как тогда, когда профессор Мюллер назвала ее красивой. Она прикрыла рот ладошкой, боясь сказать какую-нибудь глупость.

– Вот новый журнал. Возможно, он тебя заинтересует. – Ее собеседник извлек из портфеля объемистый том в оранжевой бумажной обложке, на которой не было картинок – только слова. В верхней части значилось название: «Журнал консультативной и клинической психологии».

– Спасибо, – сказала девочка.

Психолог рассмеялся.