— Надо найти эту мразь. Немедленно. Думай, чернокнижник! Мы должны его найти, его или их… всех, понимаешь? Всех! — в глазах отца Никодима плясало пламя фанатизма: он осознал свою миссию, он рвался к поставленной цели неумолимо и твёрдо.
Я ещё раз внимательно осмотрел осквернённый нами некрополь, пытаясь представить себе его границы и расположение захоронений. Несколько раз обошёл я место, где когда-то располагался кладбищенский храм. Результатом осмотра оказалось лишь стойкое убеждение в том, что поработали мы на совесть. Однако всё-таки упустили главаря упырей.
Над моей головой курлыкнул Корвин. Птица уселась на ветку. Она вертела головой, не проявляя особого беспокойства. Оставалась ещё надежда на сэра Галахада. Я подозвал кота, продолжавшего возбуждённо ворчать, попробовал объяснить ему свои невесёлые мысли. Сэр Галахад выслушал меня, плотоядно зевнул и, воинственно взметнув хвост, величаво двинулся по влажной земле, обходя не только раскопанные могилы, но и забрызганные кровью куски глины.
Он обошёл весь некрополь, замер, подняв правую переднюю лапу, задумчиво поглядел в сторону, словно завидев неосторожно оказавшуюся в поле его зрения мышь или птичку, а затем, зашипев, двинулся в лес, припадая к траве, тревожно похлёстывая её кончиком хвоста. Отец Никодим, как заворожённый, последовал за моим мудрым зверем. Кошки замечательно чувствуют магию, а мой кот обладал прямо-таки сверхъестественными способностями «слышать» магическое поле и угрозу своему хозяину. Впрочем, вряд ли он считал меня хозяином, скорее, наперсником, а, может быть, даже и кем-то, нуждающимся в его высоком покровительстве.
Сейчас он «взял след». Кот шёл по нему осторожно, но уверенно. В моей душе вновь затеплилась надежда, но я не спешил, стараясь лишь не потерять из виду грязную рясу священника.
Однако когда сэр Галахад, призывая меня, заорал так, что с деревьев свалились перепуганные птицы, я сорвался с места и поспешил на голос зверя. Кот спустился в ложбину на холме, где остановился перед огромным пнём с крючковатыми корнями, смытым с вершины холма дождями. Сэр Галахад нехорошо ворчал. Он рвал землю когтями, словно готовился к битве с соперником за приглянувшуюся ему киску.
— Где-то здесь, — внезапно осипшим голосом провозгласил отец Никодим.
— Редкостная сметливость, отче! — саркастически отозвался я, разглядывая ложбинку.
Присмотревшись к пню, я понял, что взволновало моего кота: пень прикрывал нору, уходящую в склон холма. Оттащив в сторону пень, я обнаружил не просто нору, а своеобразную пещеру, дно которой кто-то выложил булыжниками, а стены и потолок укрепил досками. Какая роскошь! Доски оказались струганными, их покрывал толстый слой олифы. И разумеется, в этом импровизированном склепе располагался гроб. Один, но почти роскошный. Он был дубовым и заботливо покрыт лаком. Его обитатель явно отличался предусмотрительностью и осторожностью.
Пока я рассматривал найденное сэром Галахадом захоронение, отец Никодим отодвинул меня в сторону и, пыхтя от напряжения, потащил гроб из склепа. Я помог ему, но в последний момент руки мои дрогнули, гроб упал на дно лощины и перевернулся. Крышка отвалилась, а из гроба выпал покойник в ветхой гимнастёрке, галифе, сапогах, весь перепоясанный ремнями. Лицо его уткнулось в грязь. Когда же мы перевернули упыря, то увидели крючковатый нос с горбинкой, длинные гайдуцкие усы, запавшие закрытые глаза. Из плотно сжатых губ мне послышался стон, в котором звучал не страх, но ненависть и угроза.
— Вот он какой! — проговорил отец Никодим. — Я слышал от одного старого монаха историю о том, что все беды болотовцев начались ещё в восемнадцатом году, когда в село привезли пленного хорвата, который вскоре умер. Зачем его притащили в такую глушь, кто и когда взял его в плен, монах толком объяснить не мог. Я тогда не принял его рассказ всерьёз. Согласись, история совершенно неправдоподобная, а для легенды и вовсе нелепая: нет в ней сюжета. Ан, вот оно как повернулось! Я так полагаю: не его взяли в плен, а он «взял в плен» какого-то болотовца, чтобы заставить его привезти себя в село, где решил укрыться от тех, кто распознал его. Возможно, на него уже охотились. Ловко он всё придумал! Здесь не обошлось без врага рода человеческого.
— Хватит, хватит, отче! Сейчас не время проповедовать, — прервал я священника. — Не в музей же его отправлять. Ну-ка, за дело!
Отец Никодим засуетился, выбрался из лощины, потом резво помчался к лендроверу. Вскоре он вернулся с двумя кольями, киянкой и топором.
Батюшка удивительно точно расположил кол над сердцем лежащего и взмахнул киянкой. Хотя грудь его вздымалась от прерывистого дыхания, рука священника не дрожала. Тут глаза вурдалака широко распахнулись: в них сверкнула такая злоба, что я, не дожидаясь удара отца Никодима, схватил топор и отделил голову от туловища. Вслед за мной священник, крякнув, опустил киянку. Ветхая ткань гимнастёрки расползлась, послышался хруст ломающихся рёбер, нас обдал кровавый фонтан.