Дочь Велеса

— Всяко бывает, — пожал плечами Могута, пряча добродушную улыбку.

Простившись с ним, Ялика, памятуя о договоре с мешой, отправилась к пожарищу, оставшемуся на месте некогда богатого имения.

Еще издали она увидела бесенка, восседающего на ограде, окружавшей сад, и непринужденно болтающего ногами. Рядом с ним топтался огромный бурый медведь. Заметив приближающуюся ворожею, топтыгин приветливо зарычал и, с легкостью перемахнув через каменную стену, скрылся в глубине сада.

— Много будешь знать — скоро состаришься, — ответил меша на невысказанный вопрос приближающейся Ялики и показал ей язык.

— Дело твое, — безразлично отозвалась она.

Бесенок удовлетворенно кивнул.

— Вижу, сладила с Кадуком, — радостно заключил он.

— Сладить-то сладила, — хмуро согласилась Ялика. — Да вот только почему ты, поганец этакий, не сказал мне, что мать близнецов сама лоймой сделалась.

— Что, правда? — искренне удивился меша, ловко уклонившись от попытавшейся его поймать за шиворот ворожеи. — Правда, не знал.

— Ну, хорошо, — махнула рукой она. — А зачем дети-то Кадуку понадобились, знаешь?

— А как же! — бесенка аж раздуло от гордости. Выпятив грудь, он принялся, чеканя шаг, вышагивать по стене, наставительно подняв указательный палец. — Ох, досталась же ты мне! Глупая! Могла бы и сама додуматься. Девчонка сама матерью уже может быть, а малец вполне дитя зачать. Через них хотел Кадук дитя родить, во всем человеку подобного, да только нутром черным обладающим, душой на нечисть похожего. С его-то помощью и хотел он власть свою укрепить, распространив ее и на мир Яви. Это ж и пню ясно! — Спрыгнув на землю, меша посмотрел на ошарашено застывшую ворожею и примирительно произнес: — Впрочем, тебе откуда знать-то было!

Ялика не сводила с него округлившихся глаз. Она даже и подозревать не могла, от какой страшной участи спасла близнецов, да и весь мир Яви в целом.

Часто перебирая копытцами, бесенок пробежал чуть вперед по ведущей прочь от сада и сгоревшего имения тропинке, и, резко остановившись, призывно махнул рукой, приглашая остолбеневшую ворожею последовать за ним.

— Ну, пойдем уже! — плаксиво запищал он. — Тебя, кстати, звать-то как?

Ворожея задумчиво посмотрела на сад, в котором скрылся медведь, и, отрывисто кивнув своим мыслям, нагнала ожидавшего ее бесенка.

— Ялика, — пробормотала она, поравнявшись с ним.

— Будем знакомы, — меша протянул для рукопожатия свою покрытую черной жесткой шерстью лапку: — Митрофан.

— Нафаня, значит, — улыбнулась ворожея, осторожно пожимая ручонку.

— Митрофан! — аж поперхнулся от возмущения бесенок.

Ялика зашлась звонким заливистым смехом. Меша обиженно посмотрел на нее, а потом, гордо вздернув подбородок и презрительно отвернувшись, обиженно зашагал по тропинке, выбивая копытцами облачка разлетающейся по сторонам пыли.

История четвертая. Время проклятых

Небо, и без того едва виднеющееся сквозь редкие просветы сомкнувшихся древесных крон, заволокло тяжелыми свинцовыми облаками. С мрачной, тихой обреченностью зарядил нудный, моросящий дождь. Будто скованная железными тисками неведомого заклинания, шумная, полная жизнерадостных мелодий чаща вдруг замерла в тревожном оцепенении, замолчала, растворившись в окутавшей ее меланхоличной, дремотно-сонной тишине. Лишь редкий глухой треск ветвей, потревоженных мимолетным дыханием своенравного ветра, да угрюмый шепот сумрачной листвы нарушали тяжелое, удушливое безмолвие, опустившееся на затерявшуюся среди вековечных древесных стволов потаенную тропку, с трудом различимую в хмуром полумраке древней чащобы.

С терпеливым упорством пробираясь сквозь трепетные объятия зеленых исполинов, тяжелые, набухшие капли холодной воды срывались с широкопалых лап молчаливых великанов и, покорившись воле издревле установленного порядка, безропотно устремлялись вниз, к замершей в нетерпеливом вожделении земле.

Словно испугавшись промозглой сырости, неугомонный до этого меша, вприпрыжку носившийся вокруг задумчиво бредущей ворожеи, притих и неприветливо нахохлился. Едва поспевая за хмурящейся Яликой, бесенок раздраженно загребал часто семенящими копытцами прелую прошлогоднюю листву и едва слышно бормотал себе под нос всевозможные проклятия в адрес бестолковой неумехи, против воли затащившей его в позабытую всеми богами безрадостную глушь. Когда очередная капля, сорвавшись с низко нависающих ветвей, звонко шлепнула нечистого по лбу, попав ровно посередине между двух обломанных рожков, меша окончательно вышел из себя. Остановившись, как вкопанный, он негодующе замотал головой и, бросив разъяренный взгляд в спину даже не заметившей этого ворожеи, продолжившей, как ни в чем не бывало, идти вперед, в сердцах топнул ногой.

— Ну, и куда ты меня завела? — завопил он, сердито размахивая ручонками.

Ялика обернулась и непонимающе посмотрела на не на шутку разошедшегося бесенка.