Дочь воина, или Кадеты не сдаются

Мне величественно кивнули. После чего воин направился вперед, указуя путь. И, откровенно говоря, идя за этой подвижной грудой мускулов, я впервые начала рассматривать нариков иристанских. Что ж, надо отдать должное — красивые до умопомрачения. Помнится, последний раз я такую красоту видела в магазине эротических товаров, в разделе «Андроиды для вашего удовольствия. 3400 способов достижения вашего оргазма».

А кстати:

— Эй, МакОрат, — позвала я. Воин остановился, величественно повернулся. — У меня вопрос.

— Спрашивай, женщина. — Кое-кто снова изображал величественное презрение собственно к моей персоне.

Ну, в эту игру можно играть вдвоем:

— Воин, а ты оргазм доставлять умеешь?

Могучее, невозмутимое и самодовольное скопление мышц начало стремительно краснеть, темные же глазищи решили округлиться.

— Не понимаешь? — Да, я издевалась и собираюсь продолжить: — Оргазм, удовольствие, маленькая смерть, седьмое небо, полный атас? — Реакция та же. — Секс?

Потрясенный тар-эн выдохнул:

— Принцесса Киран!

— Мм? — осведомилась я.

— Что вы творите? — возмутился иристанский вояка.

— Издеваюсь, — честно ответила я. — Конкретно — сейчас. Еще конкретнее — над тобой. Так что там у нас с оргазмом?

МакОрат развернулся и ускорился. По переходам он теперь практически бежал, а я фактически бежала следом, продолжая допрос:

— Сплетать ноги? Устраивать пляски в горизонтальном положении? Исполнять супружеский долг? Играть в песиков? Половые отношения? Процесс зачатия? Что, совсем ничего? Да вы тут необразованные! МакОрат, хорошо, давай по-другому — женщина и мужчина ласкают друг друга…

Воин тормознул. Я с разбега впечаталась в его спину. Потную! Рубашка у него вообще насквозь промокла. Пока доставала салфетки и вытирала нос, услышала глухое рычание. После чего жертва допроса приказала:

— Стой здесь!

И испарился. Ну не совсем испарился, а просто метнулся тенью, исчезая из поля зрения. Странные они тут, и я пошла вперед — разыскивать главного тар-эн.

Бродила я недолго. Вскоре услышала гортанные разговоры, пошла на звук и вышла к рубке управления. Воины при виде меня тормозили, пристально смотрели, особенно уделяя внимание прозрачному топику, но никто не произнес ни звука. Лавируя между высоченными и мускулистыми, добралась до отца, вполоборота сидящего за пультом управления и молчаливо наблюдающего за моим приближением.

Несколько секунд потрясенно смотрела на экран, потом вспомнила, зачем, собственно, пришла, и решительно заявила:

— Драсти!

Папандр что-то понажимал — слишком быстро для моего восприятия. Мне на миг вообще показалось, что его ладони растворились в пространстве, затем, крутанувшись в кресле, отче развернулся ко мне, скрестил руки на груди и произнес:

— Твой внешний вид оставляет желать лучшего, дочь.

Так, значит, да? Вскинула подбородок и ехидно ответила:

— Это же к лучшему — усерднее будут сражаться за меня, отец.

Хассар оценил пассаж, но ответ был далек от моих ожиданий:

— Ты выглядишь как доступная женщина. Это не распаляет интерес, это отвращает.

Кажется, меня воспитывать пытаются.

— Еще лучше. — Я нагло улыбнулась. — Значит, останусь старой девой, что меня более чем устраивает.

Взгляд хассара вновь стал насмешливым — он потешался надо мной, как потешался бы посторонний человек, но никак не отец. И я впервые почувствовала себя в совершенно враждебном окружении… Потому что раньше рядом со мной всегда находились мама, или Мика, или свои ребята из группы, а сейчас… Зато стыдно ни перед кем не будет!

— Я вообще с вопросом, — нагло заявила отцу.

Черные глаза предка внимательно изучали мое лицо, затем я услышала:

— Киран, как моя дочь, ты обязана подчиняться традициям Иристана. Традиция первая — женщина не оголяется.

И сказано это было так, что мне вдруг стало холодно. Ничего, выдержу.

— Это все? — поинтересовалась я.

Как оказалось, не все.

— Женщина не говорит, пока к ней не соизволят обратиться.

— Ого. — Знала, что все плохо, но чтобы настолько.

Папандр кивнул и продолжил:

— Голос женщины тише шелеста трав.

Вдох-выдох и мрачно резюмирую:

— Полный абзац!

Отче напрягся, выдавая начинающее просыпаться в нем глухое недовольство моим поведением, и меня продолжили воспитывать:

— Женщина не пачкает уста грязными выражениями.

Уста? Это он про губы?

— Они чистые, только помыла, — «обрадовала» родителя.

И услышала:

— Язык женщины — покорность.

— Это перебор, папандр, — не сдержалась я. — Язык — это язык, покорность — это уже из области психологических отклонений!

На меня молча смотрели несколько долгих минут, вынуждая едва ли не поежиться от столь неприязненного внимания, а затем отец произнес:

— Женщина не смеет поднимать голос на тар-эн.

Я смею! Это первое, и кстати:

— А я не женщина.

Никогда этим не гордилась, но сейчас просто не удержалась. И очень сильно пожалела об этом, потому что поведение воинов изменилось мгновенно — на меня и до этих слов смотрели, но теперь взгляды были иные. Совсем. И я зря вообще так оделась. Отец чуть заметно скривился, и в помещении сразу стало значительно меньше народа. И пятнадцати секунд не прошло, как в рубке остались я, папандр и Дьяр.