Дочь Волдеморта

Гермиона и сама отвратительно спала последние дни. Проклятый пустой дом со сквозняками и белыми простынями стал ее наваждением. Каждую ночь он являлся снова, но в последнем длинном коридоре на фоне светлого квадрата окна всегда стояла иная фигура. Когда Гермиона задремала днем в субботу, читая в учительской маггловский роман во время преступно короткого матча на школьном стадионе, в конце злополучного коридора оказалась фигурка девушки в кимоно. Миниатюрная и почти кукольная, она совсем не шевелилась, пока Гермиона шла навстречу по ледяному каменному полу. Когда ведьма приблизилась, оказалось, что на девушке надета театральная маска трагедии. Из-под искаженных страданием застывших черт послышался тонкий и тихий голос, произнесший только одну фразу: «За что?» — и Гермиона тут же проснулась.

А ночью на фоне окна маячил сгорбленный седовласый старец в белом саване. Его лицо закрывали нечесаные пепельные космы и клочковатая борода. Молвила фигура на этот раз ненавистное для Гермионы слово «предательница».

В воскресенье большая черная сова принесла мадам Малфой затянутую в крокодилью кожу книгу «Душа ведьмы в когтях дьявола» — подарок от Филиппа Мура. Подношение оказалось низкопробным любовным романом о соблазнении — разумеется, учительницы, а, точнее, гувернантки, обольстительным юнцом. И они жили долго и счастливо.

Всё это Гермиона прочитала на обороте обложки, где счастливая пара вдохновенно целовалась в спирали серебряных звезд Венчальной магии. Книжку Гермиона утилизировала без всякого зазрения совести.

Кроме любовного романа в этот день леди Малфой получила и другую посылку — на этот раз из магазина маскарадных костюмов. Это был ее наряд, заказанный еще в сентябре. Близился Хэллоуин, а в Даркпаверхаусе повелось отмечать его особенным образом.

На праздничный банкет всем положено было являться в костюмах. Причем было совершенно неважно, о ком идет речь — преподавателях, гимназистах или персонале.

Учащиеся готовились к этому дню с самого лета, стараясь перещеголять друг друга в изобретательности, а тех, кто почему-то не удосужился запастись маскарадным костюмом, какие-нибудь добрые самаритяне обязательно обряжали домовыми эльфами, запихнув в увеличенную заклятием наволочку и извозив в каминной золе.

Перед преподавателями и персоналом стояла сложная задача — обзавестись костюмами, одновременно и оригинальными, и интересными, и приличествующими их статусу.

В этот Хэллоуин Гермиона особо не изощрялась и собиралась переодеться кошкой. В свое время она потратила немало сил на заказ подходящего наряда. Результат, присланный сегодня из «Масок на все случаи жизни», несколько превзошел чаянья молодой ведьмы. Крутясь во все стороны перед большим, сотворенным из тумбы и шифоньера, зеркалом Гермиона всерьез обеспокоилась уместностью подобного убранства на почтенной преподавательнице приличной гимназии.

Облегающее трикотажное платье было чересчур открытым и коротким, да к тому же будто разорванным по центру огромными когтями. Такими же неприлично–рванными были и высокие гольфы. Хорошо хоть перчатки–рукава из рябой ярко–сиреневой ткани придавали всему этому великолепию хоть какой-то оттенок одетости.

Гермиона поправила сиреневые ушки и стала разматывать скрученный в моток кошачий хвост. М–да, гимназистам будет на что посмотреть в грядущий Хэллоуин…

В ночь на понедельник дом со сквозняками порадовал наследницу Темного Лорда очередной девушкой. В белом холщевом платьице и венке из огромных лилий и калл, она стояла на фоне окна, закрывая лицо ладонями, и ее полусогнутые пальцы с очень длинными ногтями, напоминающими белый мрамор, походили на когти какого-то чудовища.

Девушка дрожала от холода, сотрясалась всем телом. На этот раз Гермиона собиралась выяснить, кто постоянно посещает ее ночами в этом холодном доме, и потому быстрыми шагами прошла коридор и вцепилась в запястья неизвестной, пытаясь отстранить руки у нее от лица. Ночное видение не поддавалось, оно согнулось пополам и сильнее прижало к лицу ладони: русые волосы рассыпались во все стороны, но рук девушка не отняла. А потом вдруг выкрикнула полуистерическим, хриплым голосом: «Жить! Хочу жить!» — и Гермиона проснулась.

Вечером того дня раздосадованная от невысыпания она позабыла о дополнительных занятиях с Женевьев Пуанкари, которая, впрочем, нашла в ее кабинете Рона и, как выяснилось, чудесно с ним пообщалась, так и не дождавшись в тот вечер своей горе–преподавательницы.

Во всем этом Гермиона обвинила волшебный дневник, забытый днем в учительской, и перед сном поругалась еще и с ним.

Той ночью ее ожидал очередной старец, на этот раз облаченный в белый подрясник. Он не прятал лица и ничего не говорил, а только смотрел на нее огромными глазами, и в каждой черточке его лица сквозило безумие.

А в последнюю ночь перед памятным Хэллоуином, столь сильно переменившим жизнь мадам Малфой, в пустом доме дожидалась пухлая низкая женщина в белой бархатной мантии и с огромным бантом на макушке в тон. У ног женщины резвились пять очаровательных белоснежных котят.