Дочь Волдеморта

Она теряла сознание. Отключалась на целые минуты, снова приходила в себя. Тошнота смешивалась со жгучей болью, всё тело будто пульсировало, перед глазами плыли мерцающие разводы, окрашенные в лиловый и пурпур. Она чувствовала выступающую испарину, и к наполнявшему воздух дурманному аромату крови примешивался запах пота. Ноги немели, земля уходила прочь или уносилась вверх. Несчастная снова осела на землю, уже почти полностью расставшись с пульсирующей действительностью. Только очередной хлесткий удар выводил ее из транса приступом ядовитой боли, пропитывающей своими испарениями всё ее существо.

Неожиданно экзекуция прекратилась. Тэо подошел к Гермионе.

Она, вынырнувшая на миг из своего дурмана, чувствовала тошноту и головокружение, готова была вот–вот окончательно потерять связь с реальностью, и всем своим существом мечтала об этом.

Внезапно ведьму окатило ледяной водой: стекая с головы, струи будто превращались в кипяток, попадая на многочисленные раны. От этой неожиданности женщина широко распахнула глаза.

Порыв ледяного ветра обдал ее пронизывающим холодом.

Тэо поднял палочку, и какое‑то заклятие вздернуло на высоту роста ее кандалы, заставив подняться на ноги.

Он вскинул руку и надавил на ее подбородок плетью арапника.

— Довольно, — слабо, одними губами прошептала Гермиона, и это были первые ее осмысленные слова с момента начала экзекуции.

— Вот этого‑то я ждал, — усмехнулся Тэо. Отступил и с неожиданным остервенением замахнулся вновь, опуская бич на беззащитные грудь и живот своей пленницы.

Вскоре он опять сменил орудие пытки — теперь семихвостая плеть безжалостно гуляла по всему телу Гермионы.

«Только бы опять не взял кнута!» — в ужасе подумала женщина, которую несколько освежил ледяной душ, и тут очередной удар пришелся аккурат на ее сосок, и от боли леди Малфой позабыла обо всем на свете.

…Когда не осталось уже ни времени, ни пространства, она снова услышала далекий голос.

— А вот теперь довольно, — изрек откуда‑то Тэо, и заклятие, державшее Гермиону в воздухе, исчезло.

Она со стоном повалилась на высохший валежник. В нос ударил запах затхлой хвои. Жаркая пульсирующая боль наполняла каждый дюйм тела.

«Неужели, всё?»

Тэо перевернул ее ногой — яркая луна ударила по глазам обжигающим светом. Мучитель присел на корточки и просунул руку под ее затылок, приподнимая голову.

— Теперь нужно немного разозлиться, — сказал он.

Гермиона медленно выдохнула — боль сводила всё тело, от глубоких вдохов его еще сильнее пронзало огнем — и ее уста искривила дикая, немного животная улыбка.

— Или так, — удовлетворенно сказал маг, выпрямляясь и доставая палочку. — А сейчас я трансфигурирую тебя в волчицу.

В голове не взорвался фонтан мыслей: она только лежала, неглубоко и мерно дыша, обдуваемая холодным ветром, и чувствовала, как под прицелом его палочки тело начинает меняться, искривляться; как кожу пробивает жесткая щетинистая шерсть, как изгибаются кости и суставы.

Трансфигурация человека в животное — процесс очень сложный, куда труднее анимагии. Ведь в последнем случае осуществляется превращение с задействованием энергетического уровня, волшебник принимает форму того животного, которое ближе ему самому, образ которого у него в крови. Кроме того, способность к анимагии есть не у каждого и ее нужно развивать в себе годами… При трансфигурации же следует изменить, с анатомической точностью, каждую клеточку тела, каждый нерв, каждый дюйм… Изменить всё внутри и снаружи так, чтобы новый организм работал, жил.

Новый…

Боль потихоньку отступала, как и пронизывающий холод. Мир вокруг преобразился. Не было уже так темно, она видела дальше и четче, контуры деревьев вырисовывались далеко–далеко за спиной волшебника, направлявшего на нее свою палочку. Земля перестала быть ледяной. Ночь — мертвенно тихой. Миллионы звуков наполнили ее: близких и далеких, приглушенных и громких. И миллионы запахов.

Только сейчас Гермиона поняла, как она голодна.

Одним рывком поджарого мускулистого тела молодая волчица вскочила со спины на лапы и ощерила свою клыкастую пасть. Палочка Тэо вспыхнула ярким пламенем, которое рассыпалось фонтаном искр, больно ударив по нервам и глазам. Гермиона отскочила в сторону.

Метнулась к лесу.

И побежала, на ходу набирая скорость: совершенно немыслимую, безудержную — вокруг мелькали, словно пятна, силуэты деревьев и кустов, но она не врезалась в них, легко разбирая дорогу в кромешной темноте.

Внезапно Гермиона поймала запах. Острый и дурманяще–приятный, не такой, как все остальные. Остановилась. Широко раздула ноздри влажного шершавого носа.

Рядом с ней было открытое пространство, и то, что она слышала оттуда, чем‑то отличалось от всех остальных звуков ночного леса. Рядом была вода. И с шумом ее смешивалось звучание лакающих языков, слышались сердцебиение и ток крови, бегущей по венам.

Спазм сдавил горло.

Здесь, прямо вокруг нее, пахло земляными запахами гнили, мха, смолы, вечнозеленых растений; где‑то витал теплый, но очень резкий аромат мелких грызунов, копошащихся внизу, у корней. Ветер приносил запах воды.