Дочь времени

— Совсем не похоже, — отозвался Каррадин. — «К великой горести всего города», — повторил он медленно, вслушиваясь в каждое слово. — Они были так огорчены, что ни новый режим, ни неопределенность будущего не помешали им четко и ясно написать, что это было убийство и что они этим опечалены.

— Может быть, они только что узнали о надругательстве над телом убитого короля и мысль об этом стала невыносимой?

— Да. Легко ли им было представить себе, как человека, которого они знали и любили, волокут, словно убитого зверя, и привязывают к седлу головой вниз?

— Такого и врагу не пожелаешь. Однако чувствительность была не самым сильным качеством людей Генриха или Мортона.

— Ха! Мортон! — Брент как бы с отвращением выплюнул это имя. — Никто не пребывал в «горести», когда не стало Мортона, уж вы мне поверьте. Вот что писал о нем автор лондонской хроники: «Среди ныне живущих нет никого, кто хотел бы сравниться с ним, так сильны были ненависть и презрение к нему простого люда».

Грант повернулся и посмотрел на портрет человека, в обществе которого он провел столько дней и ночей.

— Вы знаете, — сказал он, — несмотря на то что Мортон добился многого, в том числе кардинальского звания, я считаю, что он потерпел поражение в схватке с Ричардом. В конечном счете Ричард выиграл. Он был любим в своей стране.

— Неплохая эпитафия, — отозвался Брент печально.

— Да, не такая уж плохая, — окончательно захлопнув том Олифанта, Грант отдал его Каррадину. — Немногие хотели бы большего. Но еще меньше заслужили.

Когда Брент ушел, Грант принялся сортировать свои вещи. Непрочитанные модные романы можно завещать больничной библиотеке на радость другим пациентам. Но альбом с видами гор надо оставить себе. Не забыть бы вернуть Амазонке ее учебники. Он вытащил книги с намерением отдать их, когда она принесет ужин. Открыв одну из них, он снова нашел то место, где повествуется о злодействе Ричарда. Вот она, эта злополучная история. Черным по белому, в школьном учебнике. Без намека на сомнение в ее достоверности. Четко, ясно и обжалованию не подлежит.

Грант уже было захлопнул учебник, но его взгляд упал на первый абзац раздела, посвященного правлению Генриха VII. Он гласил: «В расчет Тюдоров входила задача избавиться от соперников, особенно от наследников из дома Йорков, оставшихся в живых по восшествии на престол Генриха VII. Тюдоры весьма преуспели в этом деле, хотя окончательно расправиться с соперниками удалось только Генриху VIII».

Грант оторопело глядел на это откровение. Ведь этим подтверждалось, что было совершено массовое убийство. Это было простодушное признание того, что вырезана целая ветвь фамильного древа. Ричарду III приписывают убийство двух племянников, его имя стало синонимом злодейства. Зато Генрих VII, в «расчет которого входила задача» истребления целого рода, считается проницательным и дальновидным политиком. Не очень приятным в общении, но умелым, упорным и в конечном счете весьма удачливым.

Грант махнул рукой. История — это такая штука, понять которую невозможно.

Ценности ее авторов так сильно отличались от всего того, что было дорого ему самому, что вряд ли он смог бы когда-либо сойтись с ними во мнениях. Он вернется к себе в Скотланд-Ярд, где убийц называют своим именем, а закон не делает исключения ни для кого.

Он аккуратно сложил обе книги и, когда Амазонка в последний раз принесла мясной фарш с пареным черносливом, торжественно вручил их с краткой благодарственной речью. Да он и впрямь был ей благодарен. Не сохрани она свои школьные учебники, он, может быть, никогда не узнал бы правды о Ричарде Плантагенете.

Амазонка смутилась от любезных слов Гранта. «Неужели, — подумал он, — за время болезни я стал таким грубияном, что от меня ничего, кроме придирок, уже не ждут. Какой стыд!»

— Мы будем о вас скучать, — сказала она, и ее большие глаза, казалось, вот-вот наполнятся слезами. — Мы так привыкли к вам. И не только к вам, а к нему тоже, — она двинула локтем в сторону портрета.

У Гранта тут же мелькнула идея.

— А если я попрошу вас сделать мне одолжение?

— Конечно. Все, что могу.

— Возьмите фотографию, поднесите ее к окну, поближе к свету и внимательно с минуту глядите на нее. Хорошо?

— Хорошо. Но зачем это вам?

— Так надо. Просто из любезности. Я засекаю время.

С фотографией в руках она подошла к окну.

Грант следил за секундной стрелкой. Сосчитав до сорока пяти, спросил: «Ну как?» Не получив ответа, повторил вопрос.

— Странно, — отозвалась она. — Если хорошенько вглядеться, он кажется таким милым, правда?