Доченька

Мари попробовала вырваться, думая, что будет с Камиллой, Лизон, маленьким Жаном и Нанетт, однако мужчины крепко держали ее за руки, не оставляя никакого шанса сбежать. В трех метрах от крыльца стоял автомобиль со включенным двигателем. Мари затолкали в салон. Все это заняло не больше двух минут. Счастье, что маленькая Камилла этого не видела…

Сжавшись на заднем сиденье, Мари терялась в догадках относительно своей участи. У нее еще оставалось слабое утешение: младшей дочери, Лизон с сыном и Нан, похоже, опасность не угрожала. По крайней мере, пока…

* * *

Макарий был одет в красивый костюм, аккуратно причесан. С возрастом он раздался в плечах, волосы надо лбом поредели, что придавало хоть немного благородства его ничем не примечательному лицу. И только глаза, маленькие, неопределенного цвета, были прежними. С бесцеремонностью барышника он смерил Мари взглядом. Они остались наедине в подвальном помещении дома, где раньше находилось почтовое отделение.

— Ну, здравствуй поближе, Мари! У меня для тебя плохие новости: твой второй муж умер в лагере, в Германии. Но я-то знаю, если тебе посчастливится отсюда выйти, ты быстро найдешь себе другого…

Она промолчала, рассудив, что в ситуации, когда противник обладает властью и силой, лучше помалкивать и терпеть, если хочешь защитить тех, кого любишь… Хотя, если Адриан и вправду мертв, зачем бороться? Мари, чтобы собраться с силами, думала о своих детях. Макарий стал барабанить кончиками пальцев по столу:

— Что-то ты не слишком расстроилась… Думаю, твою дочь будет проще разговорить, особенно если ее тряхнуть хорошенько! Она у тебя красавица и при фигуре… Правда, слишком упрямая. Вся в мать — слова не вытянешь!

Материнское сердце сжалось от ужаса. Что это чудовище сделало с Матильдой? На смену страху пришел гнев.

— Мерзавец, ты отсиделся дома в Первую мировую, а теперь подвизаешься при гестапо! Но кого это удивляет? — презрительно выкрикнула она.

На лице Макария появилась зловещая ухмылка:

— Я не собираюсь рисковать жизнью и люблю комфорт, дорогая. И не всем же, в конце концов, идти в партизаны… Кстати, о маки… Куда подевался твой сын Поль? Мы давно его ищем…

Мари зло посмотрела на Макария, но ответила спокойно:

— Поль работает в Красном Кресте санитаром. Сейчас он на севере страны. Каждому свое! Ты, в отличие от многих, выбрал участь грязного коллаборациониста!

Макарий наотмашь ударил ее по лицу. Мари чуть не лишилась чувств от боли. Макарий угрожающе сжал кулаки:

— Думаешь, тебе удастся обвести меня вокруг пальца, старая потаскуха? Как ты смеешь мне «тыкать»! Посмотри на себя! Стоило тебя прижать, как враз слетела личина благовоспитанной мадам… Но я славный малый, Мари! Да-да… Я предлагаю тебе сделку. И мой тебе совет: не зли меня, иначе я перестану быть великодушным! Думаю, ты уже поняла, что, даже если я прикончу тебя в этом подвале, никто не потребует у меня объяснений!

Мари едва держалась на ногах. И все-таки впереди забрезжила слабая надежда. Похоже, Макарий не располагает точными сведениями о местонахождении Поля. И он упомянул о сделке…

На лице Макария появилась насмешливая улыбка:

— Что, Мари из «Волчьего Леса», мы уже сложили оружие? Мы дрожим, мы не плюем в лицо мсье Макарию? На что спорим, что через три минуты мы будем лизать ему подошвы?

Дыхание Мари участилось. Ей хотелось наброситься на Макария, царапаться, кусаться… Но это было невозможно, потому что руки ее были связаны за спиной.

— Хочешь спасти свою дочь? — понизив голос, спросил он.

— Да!

— Любой ценой, как я полагаю?

— Да!

Он воздел руки к небу:

— О, как возвышенна любовь матери! Заметь, я позаботился о твоей Матильде. Она мне почти родственница. В ее венах течет кровь Кюзенаков, поэтому я ее пожалел.

— Разве не ты первый поставил под сомнение мое родство с Кюзенаками? — не удержалась от вопроса Мари, которую насторожила эта смена тональности их беседы.

— Какая же ты все-таки простушка! Таким, как ты, самое место у кастрюль! Я прекрасно знал, что ты — внебрачная дочь моего дяди, и мой нотариус тоже. Но за неимением доказательств… Послушай, Мари! Если хочешь, чтобы твоя дочь вернулась в Обазин целой и невредимой, ты должна быть со мной поласковее… Ты понимаешь?

Но Мари услышала только то, что касалось Матильды. Какое это будет счастье — знать, что дочь вырвалась из этого ада и вернулась домой! Потом она повторила про себя последние слова Макария: «…должна быть со мной поласковее». Так вот чего он хочет, несмотря на то что столько времени прошло и ему уже за пятьдесят, да и она не намного младше…

Макарий словно прочел ее мысли:

— Я не из тех, кто может смириться с отказом, Мари. А ты слишком долго ускользала из моих рук. Если бы я получил, что хотел, там, на чердаке в «Бори», я бы просто забыл о тебе. Но вышло так, что тот вечер я запомнил на всю жизнь. Хромой Пьер сорвал ягодку, а мне запретили являться на порог. Теперь пришло время платить за старые обиды! Выбирай: твоя дочь или ты?