Доченька. Возвращение

— Может, ты и прав, — наконец ответила она с улыбкой. — Адриану не пришлась по душе мысль, что в доме появится еще одна девочка, которой нужно уделять время, внимание, которую нужно любить… Да, он вырастил вас троих. И если он не хочет снова вступать на этот путь, я не могу его заставить. И все же очень жаль, что это так! Признаюсь, я ужасно разочарована, больше, чем ты можешь себе представить…

Поль крепче обнял мать и нежно ее поцеловал в лоб. В глубине души он восторгался ее способностью сопереживать чужому горю, тем, что она всегда готова отдавать себя во имя чьего-то блага, вместо того чтобы наслаждаться налаженным бытом и своим завидным статусом супруги уважаемого в городе человека.

— Мам, ты никогда не изменишься! — шепнул он ей. — Ты чувствуешь себя никому не нужной, если не заботишься о ком-то обделенном или отверженном. Но ведь у тебя есть бабушка, которую нужно лечить, Адриан, которого нужно баловать, и, конечно, Камилла, которая нуждается в тебе, когда приезжает домой из пансионата!

Мари грустно улыбнулась и с явной неуверенностью кивнула:

— Договорились, я не буду больше об этом думать. Ты убедил меня, доволен? И прошу, ни слова о Мелине Лоре и Матильде! Это вызовет ненужные разговоры, и Адриан расстроится. Он рассердится на меня за то, что я рассказала об этом всему семейству.

На следующее утро Поль и Лора уехали в Тюль, где они жили, хотя уже и подыскивали себе жилье в Бриве. Первый день нового года они планировали отпраздновать в «Бори» с Лизон и Венсаном. Лора радовалась этой поездке, потому что очень хотела повидаться с родителями. Матильда с супругом два дня провели в Обазине, и молодая женщина то и дело поражала Мари и Камиллу своими придумками и весельем. Ее высокие каблучки стучали по всему дому под аккомпанемент песен Эдит Пиаф, которые она бесконечно напевала. Мари-Эллен, Амели и Жаннетт пришли к ней в гости, и они провели несколько беспечных и радостных часов возле елки, аромат которой понемногу ослабевал.

Потом Матильда и Эрве уехали на автобусе в Брив. Мужу Матильды, по его же словам, не терпелось «вернуться в настоящий город». С их отъездом в доме снова воцарились тишина и покой. Нанетт много спала; старушка медленно выздоравливала после продолжительного бронхита. Адриан снова стал навещать больных, и хлопот у него прибавилось, поскольку стояли холода и многие дети кашляли.

После полудня второго января Мари решила немного прибрать в столовой. Камилла рисовала за столом под лампой, в ласковом свете которой красиво блестели елочные украшения. Гудела чугунная печь. Комната полнилась протяжными и гармоничными аккордами вальса «На прекрасном голубом Дунае».

— Как нам сейчас хорошо, мам! — сказала Камилла, поднимая голову. — И мне так нравится эта музыка! Папа угадал с подарком, ты ведь так любишь вальсировать! Только… Мы точно не разбудим бабушку Нан?

— Нет, музыка совсем негромкая, — ответила Мари, грациозно двигаясь по комнате под вальс Штрауса.

Приблизившись к окну, она заметила, что на снежном покрове появились проталины.

— Да, мы с тобой — как птички в теплом гнездышке! — отозвалась она.

И внезапно словно окаменела на середине па: по площади в сопровождении мадемуазель Берже шли воспитанницы приюта. Все в одинаковых бирюзовых пальтишках, девочки шагали сгорбившись, словно борясь с сильным ветром. Над их плечами развевались шарфики.

«Сегодня их вывели на прогулку наверняка потому, что дождь перестал. И девочки сделают круг по городку!»

Девочки шли парами, самые высокие впереди, маленькие — сзади. Они как раз проходили мимо дома доктора Меснье. Неужели Мелина почувствовала ее взгляд? Или она знала, что Мари живет здесь? Девочка смотрела прямо на окно, возле которого застыла Мари. Лампа хорошо освещала комнату, открывая взглядам прохожих большую елку в серебристых гирляндах, печку, мягкую мебель, сидевшую за столом Камиллу… и ласковое лицо Мари, бледное в ореоле золотисто-каштановых волос.

Мари вздрогнула, словно от удара электрического тока. Не вид маленькой сироты ее поразил, но выражение одновременно мольбы и отчаяния на ее порозовевшем от холода личике. Она знала, что Мелина увидела ее дом именно таким, в каком хотела бы жить сама, — теплым и уютным. И, вне всяких сомнений, благодаря живому, как у всех детей, воображению, на месте Камиллы она представила себя!

«Бедная крошка! Она такая худенькая и такая одинокая! Никто не держит ее за руку!» — подумала Мари, с трудом сдерживая слезы.

Ее сердце учащенно билось. Она искренне сочувствовала этому ребенку, лишенному всего самого ценного в жизни — семьи и любви. Ей показалось, что она ощущает, как маленькое тельце девочки прижимается к ней возле могилы святого Этьена.

— Что с тобой, мам? — спросила Камилла. — Ты плачешь?

Обеспокоенная девочка встала и подошла к окну как раз вовремя, чтобы увидеть удалявшуюся Мелину. Сирота снова и снова оглядывалась на докторский дом, и выражение ее личика было несчастным.

— Ты увидела Мелину, правда? И поэтому расстроилась. Она такая миниатюрная!

Растроганные, мать и дочь обнялись.