Дочери Дагестана

Когда боль в руке стала нестерпимой, из Караты пригласили лекаря по имени Хадис. Тот колдовал с помощью ножа, пока не освободил палец от кольца. Хадиса благодарили за помощь, но лекарь от подарков отказался и открыто заявил родителям девушки, что он хотел бы жениться на ней.

Беличо, которая, казалось, навсегда излечилась от любви, все-таки не была против брака с каратинцем, но пришла новая беда: Хадиса убили. Девушку засватали за Шамсутдина – ученого человека и лекаря. Но во время восстания в Дагестане в 1877 году алима арестовали и сослали в Сибирь.

В письмах на родину он сообщал, что русские к нему относятся хорошо, что выучил их язык и узнал немало сведений, которые пригодятся ему в народной медицине. Когда Шамсутдин возвратился из ссылки, то все наперебой приглашали к себе в гости послушать его рассказ, как он жил на чужбине. А рассказчиком, говорят, он слыл необыкновенным.

У них с Беличо родилось двое детей.

Галбац-Дибир учил детей арабскому языку, религиозным канонам, был физически крепок и в 90 лет собственноручно обрабатывал свой участок. Скончался в 1953 году.

Его брат Хаджияв пошел по другой линии. Признал советскую власть, а за образованность и преданность власти его избрали председателем Каратинского районного Совета, но в 1937 году арестовали и вскоре расстреляли.

Их отец, Шамсутдин, умер в 20-е годы XX века в возрасте около 100 лет. А наша героиня прожила 110 лет. Прожила бы дольше, но не сумела перенести потерю сына Хаджиява. Как только до нее дошла весть о его гибели, угасла в одночасье.

И мед надоедает

Вот-вот должна была быть свадьба Юсуфа и нелюбимой девушки.

И вдруг накануне к юноше прибежала другая – ну прямо картинка по имени Умукусюм.

– Только на ней женюсь! – объявил сын отцу.

А тот – Юсуфу:

– Чего ты такой, не похожий на других? Как же нам быть с твоей невестой?

Сын на эти слова отвечал так:

– Мусульманская религия допускает четырех жен. Раз ты настаиваешь – у меня их будет две.

По этому поводу обратились к невесте. Та заартачилась: «Войду в дом Юсуфа, если он прогонит бесстыжую». Эти слова будто кипятком ошпарили отца жениха. Он велел ей передать, что если она будет брыкаться, то по шариату женит Юсуфа еще на двух красавицах, а не на таких, как она!

С тех пор дурнушка молча переносила все, что бы в доме ни происходило, понимая, что состязаться с красотой – все равно что биться головой о стенку.

У Юсуфа и Умукусюм родились девять детей. Жили все они в счастье и благополучии. Иногда Юсуф думал: «Как бы сложилась моя судьба, если бы в один прекрасный день ко мне не прибежала моя любовь – Умукусюм?»

Дальше события развивались в соответствии с поговоркой: как бы ни был сладок мед, но и он в конце концов надоедает.

Дурнушка вначале была кем-то вроде прислуги в доме счастливцев. Иногда Юсуф уединялся с нею, чтобы выполнить супружеский долг. И это так начало ему нравиться, что он зачастил к ней, пока в доме не произошел грандиозный скандал.

Тогда по требованию Умукусюм соперницу сплавили к родителям. Но это еще больше разожгло чувства Юсуфа, и он стал тайком встречаться с изгнанницей. Такое положение Умукусюм вынуждена была терпеть до самой своей смерти.

Она не знала, что счастье, даже самое большое, скоротечно.

Первая в ауле

Первой красавицей за все время существования аула Истури считалась Айзанат, рослая, с изумительными чертами лица.

Горцы – очень сдержанный народ, но всякий, кто бывал в их доме, готов был стать рабом ее красоты. Об этом никто не осмеливался вслух говорить, оставалось лишь тайно вздыхать.

По ряду причин, о чем я скажу позже, Айзанат дала обет не показываться на людях и ни на минуту не покидать дом.

А мне очень хотелось увидеть первую даму аула Истури и хотя бы немного с ней поговорить. По этому поводу я обратился к моему доброму товарищу – учителю, который в селе имел авторитет да к тому же был в каком-то родстве с затворницей.

Сперва коллега даже замахал на меня руками, объявив, что встреча исключается. Но, когда я сказал, что потомки наши будут благодарны, если мы хотя бы на фотоснимке сумеем донести до них лицо бесподобной красавицы, учитель заколебался. Я все напирал в таком духе, пока он не повел меня по тесным улочкам аула и, осторожно толкнув высокие ворота, мы не вошли в довольно тесный двор. Я остался внизу, а мой товарищ по деревянным ступенькам поднялся до площадки, которая упиралась в дверь.

На стук моего товарища тотчас показалась женщина, и мне нетрудно было догадаться, что это и есть Айзанат. Я успел заметить только белую китайскую шаль, наброшенную на голову, и прекрасное лицо с едва заметной улыбкой.

Вспомнив, что мое дело – не разглядывать земное чудо, а снять на пленку, я расстегнул пальто, вытащил фотоаппарат и едва стал наводить резкость на две фигуры, как ворота широко распахнулись и вошел молодой человек лет тридцати с иссиня-черной бородкой.