Дочери Дагестана

Пока подавали к столу, я стал беспокоить скульптора своими вопросами. В тот день мне здорово повезло. Я узнал новые подробности из жизни первой киноактрисы Дагестана. Впрочем, не только о ней. Брат Софиат откинулся на спинку кресла и охотно отвечал на мои вопросы. Я торопливо заносил в блокнот его слова, боясь пропустить хотя бы одну мелочь. У меня получился солидный материал об ахтынском тухуме Софиат, однако читателю хочу представить только ту часть в повествовании Хасбулата Аскара-Сарыджи, которая относится к красавицам из их рода.

Софиат в роли жены Ивана Грозного

– У моего отца, Нухбека Аскарова, была сестра Саят. Личность незаурядная, независимая, величественная, – так начал рассказ Аскар-Сарыджа. – Она первая из южанок актриса лезгинского музыкального театра. Еще в 1915 году вышла на сцену. На нее бы молиться. А получилось вот что. Когда Саят играла в Ахтах, раздались крики возмущения, угрозы, свист, шум. Пришлось опустить занавес и в ту же ночь уходить в Баку. Там отношение к театральному искусству было совсем иное. На Саят обратили внимание. А один бек предложил ей руку и сердце.

У Саят от бека родилась дочь Софиат. Вскоре актриса разошлась с мужем. Причину я не знаю. Играла в тюркском музыкально-драматическом театре. Выступала не только в Баку, но и в других городах Азербайджана, а в 1918 году – в Дербенте, оставив неизгладимое впечатление о себе у зрителей.

В ту пору Саят перенесла очень много лишений. Людям было не до театра: война, голод, болезни.

Тем временем моя сестра Софиат выросла красавицей. Первым ее мужем был Кияс Магомедов. Он носил ее на руках, бегал на базар, готовил еду. Ухаживал, как за царицей. Люди говорили, что такого влюбленного в жену человека никогда не видели. Он не стеснялся своей любви. Во время еды лучшие куски пододвигал Софиат. Притом, не стесняясь, делал все это в присутствии других. Хотел видеть ее всегда красивой, привлекательной. И представьте себе, Софиат не старела. Она спала на тахте, а он на полу, будто у ног королевы. Никакие женщины, пусть даже небесной красоты, его не интересовали. Это было какое-то безумие.

А ведь Кияс Магомедов сам был внешне привлекательный – высокий, симпатичный мужчина, на которого женщины непременно обращали внимание. Через 18 лет Софиат родила ему сына – Мурадика. Лицом – вылитый отец. По характеру сестра была мечтательницей. Рост она имела средний, сбитое, смуглое тело. Девичья фигура и в 50 лет.

Как Вы знаете, я по профессии скульптор, но сколько натурщиц ни промелькнуло передо мною, но такого классического сложения, как у сестры, мне видеть не приходилось. Мне казалось, что руки ее могут по-человечески говорить.

Софиат была очень доверчива. Кто бы ни стучался, не спрашивая отворяла дверь. Если даже в дверь стучали по ошибке, без угощения хотя бы чаем не отпускала. Щедрость ее казалась расточительной.

Сестра панически боялась милиционеров, а когда немцы бомбили Москву, она мне, мужчине, подавала пример.

Был такой случай. В 1941 году, когда полыхала война, она с сестрой Сарат и двумя русскими артистками приехала в Ахты. Вдруг, когда она оживленно рассказывала родственникам и соседям о том, что делается в Москве, пришли два милиционера и объявили: «Вы арестованы!» Чуть не потеряв сознание, она едва выдавила из себя:

– Что случилось?

– Вы дезертировали с фронта.

– Я вообще не была на фронте, чтобы с него дезертировать.

Потом выяснилось, что кому-то из ахтынцев ее слова мешали.

Через две недели Софиат Аскарову можно было увидеть в Махачкале в госпитале, расположенном в гостинице «Дагестан», в качестве медицинской сестры. Но, в отличие от своих товарок, она раненым и больным читала стихи, рассказывала о фильмах, как они создаются, об актерах, ни слова не говоря о том, что те видят перед собою первую киноактрису Дагестана.

Вместе с нею возилась с больными и ее сестра Сарат. Затем обе они уехали в Москву. Старшая вернулась в Госкино, а младшая увлеклась новым делом – в качестве оператора снимала кадры для наших первых мультфильмов.

Из блюд предпочитала хинкал, курзе, шашлык. Любила посмеяться. Улыбалась, но все же видно было, что что-то угнетает ее. Скорее всего, дела семейные.

Еще любила конный спорт, лихо каталась на лошадях, бывала на бегах. У нее имелись спортивный костюм и еще костюмы амазонки, чукчей, эскимосов. В их одеждах Софиат выглядела забавно. Ей, что ни оденет, все шло. Есть такие люди.

От ходьбы быстро уставала. Говорила по этому поводу: «У меня не сердце, а воробей машет крыльями».

Газетами не особенно увлекалась. Знала, как трудно приходится женщинам. Сожалела, что не родилась мужчиной.

С 1919 по 1925 год она жила в Темир-Хан-Шуре. Отец ее имел домик рядом с театром Хизри Гаджиева на Артиллерийской улице. Он купил пианино для Нухбека. Играть на нем, разумеется, могли все домашние.

Сестра не была богатой. Во время войны весь трехпроцентный заем отдала государству. Этот поступок она совершила после того, как Ферапонт Головатый подарил Красной Армии самолет – истребитель. Не могла оставаться в стороне.