Дочери Ганга

– Нет, не поэтому. Многие годы сипаи просто подчинялись английским офицерам, у них не умеют управлять войсками, а это очень важно при ведении боевых действий. К тому же у нас есть преимущество в артиллерии и мы вооружены нарезными ружьями, которые поражают издалека, – сказал он и, подумав, добавил: – Простите, если это звучит обидно для вас.

– Я ничего в этом не понимаю, и мне, признаться, совершенно все равно.

– Почему?

– Потому что у меня есть дело, которое важнее всего остального.

– Значит, я вам мешаю?

Если Ратна и колебалась, то очень недолго.

– Да.

– Тогда уходите и оставьте меня! – уверенно произнес он.

– Нет. Я дождусь, когда вам станет лучше или когда вы умрете.

Он усмехнулся.

– Спасибо! Вы довольно прямолинейны, но мне это нравится. Как вас зовут?

– Ратна. А вас?

Когда он назвал себя, она удивилась.

– Джей? Это индийское имя, оно означает «победа».

– Я сказал «Джейсон», но вы можете называть меня Джей. Кстати, и фамилия у меня подходящая – Блэйд[65].

Утомившись, он закрыл глаза и замолчал, однако между ними установилось пусть пока еще хрупкое, ненадежное, но ощутимое понимание.

Спустя несколько дней Ратна поняла, что поиски и Амита, и Кумари, и Анилы обречены на провал: город лихорадочно готовился к обороне против британских войск, которые двигались к Канпуру, уничтожая все на своем пути.

Ратна и Джейсон по-прежнему не покидали развалин. Вернее, выходила только она – за водой, едой, лекарствами, слухами – и благополучно возвращалась обратно. Мужчины не зарились на худую, оборванную девушку, напоминавшую испуганную птицу со сломанным крылом; напротив, сочувствовали и, принимая за нищенку, случалось, давали ей лепешки или мелкие деньги.

Джейсон предупреждал, что, когда его соотечественники вступят в город, вновь начнется резня, но только уже с другой стороны.

– Они станут мстить, – уверенно заявил он, – и это будет ужасно.

Девушка продолжала ухаживать за англичанином, и его раны понемногу заживали. Отлежавшись, он набрался сил, его глаза ожили, из бледно-голубых сделавшись ярко-синими, и порой на лице его появлялась улыбка.

Однажды Ратна спросила, какого бога имели в виду напавшие на него индийцы, и Джейсон удивился.

– Ты ничего не слышала о Христе?

– Нет.

– Впрочем, в этом нет ничего странного, – помолчав, сказал он, – это мы пришли в вашу страну и должны изучать вашу веру, а не наоборот. Только, к сожалению, мы пожаловали не за этим.

Ратне нравилось, что он не переходит определенную грань: никогда не спрашивает у нее ничего лишнего. Джей не интересовался, откуда она, что задержало ее в Канпуре, какова ее цель, где ее родные. Заметив, что у нее короткие волосы, он только спросил:

– Ты вдова?

– Да. Я сбежала из приюта в Варанаси, – с некоторым вызовом ответила Ратна, лишний раз убеждаясь в том, насколько хорошо этот белый знаком с обычаями ее страны.

– Для меня это не имеет значения. Ведь я феринги! – сказал Джей, почувствовав ее настроение, и вдруг улыбнулся. – Мне всегда нравились смелые женщины, но я не знал, что такие есть среди индианок.

Это невольно напомнило Ратне о том, что в глазах соотечественников она – преступница, а еще – дважды развратница, потому что вновь проводит время наедине с посторонним мужчиной, теперь уже с белым.

А еще девушка сказала себе, что смелость тех, кто вынужден изыскивать средства к существованию, бороться с беспощадной нуждой в суровых тисках жизни, умываться кровавыми слезами над судьбой своих детей, оплачена слишком дорого.

И вот прозрачная голубизна неба вновь осквернилась черным дымом орудий, а канонада заглушила все остальные звуки. Ночью темноту прорезали багровые сполохи, по земле заметались черные тени, а ветер сделался сухим и жарким, как в полдень.

Джей предположил, что войска пешвы, покидавшие Канпур, взорвали арсенал. Однако ни он, ни тем более Ратна не знали, взят ли город, потому не спешили выходить из укрытия.

А чуть позже раздались крики, тяжелый топот марширующих ног, стук копыт конницы, грохот армейских фургонов, и стало ясно, что Канпур пал.

Уничтожение войсками Нана Сахиба гарнизона генерала Уилера поставило население Канпура в безнадежное положение. Англичане жаждали крови. Быстро превратившись в банду пьяных мародеров, они рыскали по домам жителей города, грабили, насиловали и убивали.

Женщины, дети и старики приносились в жертву так же, как и виновные в восстании сипаи. Площади и базары украсились виселицами, на которых зачастую болталось по нескольку трупов сразу. Дабы избежать насилия и позора, многие индийцы покончили с собой.

– Я должен идти к своим и передать генералу документы, – сказал Джей.

Он был небритый и грязный, в измазанной засохшей кровью одежде, и все-таки в нем угадывались достоинство и некая особая гордость. Ратна, как и всякая индианка, легко распознавала принадлежность к той или иной касте, и потому она почти не сомневалась, что в своем обществе, в своей стране Джей стоит далеко не на последней ступени условной лестницы.

Она протянула ему кинжал.

– Убей меня! Только потом опусти мое тело в Ганг.