Дочери Лалады. (Книга 2). В ожидании зимы

Дурной пример заразителен: драка, подобно пожару, перекинулась на соседей. Зачем, почему, откуда сыр-бор – никто не знал, но в мордобой вовлеклись все посетители корчмы, одурманенные и разгорячённые выпитым. Бух, бух, бух – сыпались удары кулаков; на пол летели выбитые зубы и поверженные бойцы. Богатырь в красивом, но тесном кафтане долго сидел за столом, не желая втягиваться в это месиво, но кто-то запальчиво врезал ему по спине. Богатырю этот удар был как коню – укус слепня. Добрый молодец грозно засопел, как разъярённый бык, и начал подниматься на ноги. Ударивший его мужичок уже пожалел о содеянном и попятился на полусогнутых ногах, но – слишком поздно. Крякнув, богатырь подхватил тяжёлую дубовую лавку и – понеслось!… Как пели гусляры об удалых древних героях: «Где махнёт он – врагов поляжет улица, где отмахнётся – переулочек», – так и от этого лавочного лихачества народ полетел в разные стороны, ложась, как скошенная трава. Цветанке то и дело приходилось пригибаться: лавка свистела в воздухе в опасной близости от её головы. Доставалось всем, кто не успел увернуться.

«Ы-ы-эх, где наша не пр-ропадала! – потряс богатырь корчму могучим рыком, замахиваясь в очередной раз. – Получай, голь синюшная! Кто не спрятался – я не виноват!»

Все, кто ещё держался на ногах, шарахнулись в стороны. Получив от кого-то в суматохе толчок, Цветанка полетела в одну сторону, а янтарное ожерелье – в другую, под ноги дерущимся. Подцепленное чьим-то сапогом, оно отлетело ещё дальше, под соседний стол. Заговору отвода глаз пришёл конец: чары действовали, пока оберег висел на поясе Цветанки или был в её руке.

«А-а, вот ты где, зараза!» – тут же послышался торжествующий крик Ярилко.

Воровской атаман «прозрел», коршуном кинулся на Цветанку, занося нож, как вдруг – хрясь! – получил лавкой от раздухарившегося богатыря. Удар пришёлся плашмя сиденьем по животу Ярилко, и тот отлетел, но приземлился на мягкое, сбив собою несколько человек. Образовалась куча мала, сбитые вором люди накинулись на него с кулаками; из копошащегося клубка тел торчали только дрыгающиеся сапоги Ярилко, и Цветанка скорее поползла за своим сокровищем, увёртываясь от топчущихся вокруг ног, получая пинки и лягаясь в ответ. Ожерелье лежало среди объедков, костей, чёрствых хлебных корок и черепков разбитой в драке посуды, оставалось только протянуть руку, чтоб его достать, но Цветанку опередил какой-то сизоносый выпивоха. Уползая на четвереньках подальше от всеобщей свалки, он увидел ожерелье, воскликнул: «О! Бусики! Будет чем жёнку задобрить!» – протянул к нему свою трясущуюся загребущую лапу и цап! – утащил оберег прямо из-под носа у его законной владелицы.

«Отдай! Это моё!» – взревела Цветанка в ярости. Потеря оберега грозила обернуться страшной бедой, ледяное дыхание которой погнало вдоль спины воровки табуны мурашек, а нутро её тряслось, как холодец.

Пьянчуга, однако, не собирался так просто отдавать найденное. Выдохнув Цветанке в лицо сногсшибательное облако зловония, он пополз прочь.

«А ну, стой, синерожий!» – Цветанка уцепилась за первое, что попалось под руку – портки завсегдатая корчмы, пытаясь его удержать, но тот, извиваясь дождевым червём, вывернулся из них. Сверкнув голым задом, он выбрался из-под стола и неосторожно выпрямился во весь рост… Хрясь! – удар лавкой отправил его в полёт через всю корчму – вместе с ожерельем.

«Да едрёно коромысло!» – выругалась Цветанка, устремляясь за ним.

«Не так быстро, Зайчик», – загородил ей дорогу Ярилко.

Воровской атаман, закалённый в драках, оказался крепок – удар лавкой не вышиб из него дух вон; в куче ему намяли бока, но он выбрался почти невредимым – только пары зубов не хватало. Нож он, правда, потерял, но и от его голых рук Цветанке могло не поздоровиться.

«Ты девицу не получишь», – прошипела она.

«Кто кого на лопатки положит – того и девица будет», – с кровавым плевком сквозь свежую щербину в зубах ответил Ярилко.

Среди всеобщей заварухи они сцепились, стараясь повалить друг друга на пол. Ярилко был выше, сильнее и тяжелее, но Цветанка – более юркой и увёртливой. Стиснутая противником до удушья, она всеми силами старалась не коснуться спиной пола – завязалась на Ярилко узлом, обхватив его руками и ногами, а когда тот хотел с размаху придавить её собой в намеренном падении, она уцепилась за чей-то воротник. Одежда с треском порвалась, и Цветанка с Ярилко упали не на пол, а на людей.

«Ах ты выпороток гнидопаскудный, чтоб тебе…» – далее последовал такой многоэтажный загиб, что даже у слыхавшей многое Цветанки зазвенело в ушах, а потом – хряп! – от удара рожа вора сотряслась, как холодец, и сплющилась гармошкой. Обладатель кулака в пылу драки не разглядел и решил, видимо, что это Ярилко порвал ему рубаху.