Дочери Лалады. (Книга 2). В ожидании зимы

«Досталось ей крепко, – сказала Серебрица. – Но ничего, кошки лечить умеют. Не пропадёт твоя Дарёнка. Так что лучше забудь о ней… Давай-ка, поработай иголкой… Да на лице постарайся потоньше шить. Иглу не пальцами грязными хватай, а держи вон теми щипчиками».

О дочерях Лалады Цветанка слышала мало. Она знала лишь то, что в Белых горах жили огромные кошки-оборотни, поклонявшиеся светлой сестре Маруши – Лаладе. Когти на пальцах мешали удобно держать инструмент, и Серебрица взвыла от боли.

«Эй, поосторожнее! – рявкнула она. – Чай, не чучело соломенное шьёшь, а плоть живую…»

«А эти… это можно как-то убрать?» – пробормотала Цветанка, с внутренним отторжением глядя на свои звероподобные руки.

«Ночью – никак, – ответила девушка-оборотень. – Ночью наша суть проступает сама собою. Днём – другое дело, при свете солнца нас не отличишь от людей. Ты шей, шей, не болтай!»

Легко сказать – «шей»! Нет, крови Цветанка не боялась, но вонзать иглу в живое, чувствующее боль тело и стягивать нитками мягкие, податливые края раны – от этого у неё кружилась голова и слабели колени. Мысли о Дарёне вились вокруг тревожной стайкой, клевали сердце острыми клювиками, а голод некстати жалил кишки и выкручивал их, как выстиранное бельё – эта сводящая с ума смесь заставляла Цветанку дрожать на грани обморока.

«Обожди… я больше не могу… – выдохнула она, оседая на пол, когда с зашиванием разодранного бока Серебрицы было покончено. – Меня мутит…»

«Какие мы нежные, – буркнула Серебрица. – Ладно, давай сюда иглу – руку я сама себе заштопаю, а ты покуда переведи дух. Но над лицом придётся потрудиться тебе… И горе тебе, если зашьёшь грубо! Я тебя саму на лоскуты распущу!»

Цветанка забилась в угол на лежанке из листьев. Ко всему прочему её язвила ещё и совесть: ведь это отчасти из-за неё Серебрица пострадала. Она могла бы не отправляться на поиски Дарёны, могла бы махнуть рукой и оставить Цветанку лежать там, на мосту…

«Как там ожерелье – помогает тебе от припадков?» – спросила воровка.

Девушка-оборотень, тихонько шипя и закусывая губу от боли, сосредоточенно зашивала себе раны от когтей на предплечье.

«Помогает, – ответила она. – И знаешь, мне больше не нужно подпитываться жизненной силой от людей. Твоё ожерелье излечило меня полностью, исправило мой изъян, от которого я страдала столько лет. Оно дало мне так много сил, что я бы сама с кем-нибудь ими поделилась, да вот только не с кем…»

«И то хорошо», – вздохнула Цветанка.

А Серебрица вдруг проронила:

«Мне кажется, я знала ту, кому принадлежало это ожерелье».

«Что?! – Цветанка чуть не свалилась с лежанки, словно прижжённая раскалённым клеймом. – Ты знала мою матушку?»

Серебрица задумчиво, сквозь усталый прищур боли взглянула на воровку, кивнула на нить, тянувшуюся от законченного шва к игле:

«Отрежь-ка, мне одной рукой неудобно… Ага, довелось видеть. Вы с нею прямо на одно лицо… как две капли воды».

«И ты знаешь, где она сейчас? Она жива?» – Руки Цветанки от волнения тряслись так, что она долго не могла перерезать нить. Наконец она изловчилась это сделать и осела на пол рядом с Серебрицей.

«Знаю, – ответила девушка-оборотень, вдевая в иглу новую нить. – Даже могу отвести тебя к ней, тут недалеко. Но это тоже попозже, когда оправлюсь и тебя накормлю».

Эта новость затмила собой всё. Серебрица предстала перед Цветанкой в совершенно ином свете… Сколько ещё тайн и неожиданностей скрывалось в глубине колдовской зелени её глаз?

«Отведи меня к ней сейчас!» – вскричала Цветанка, взбудораженная и окрылённая внезапно свалившейся на неё надеждой на счастливое воссоединение. Всю усталость, дурноту и боль как рукой сняло, даже Дарёна отошла куда-то в тень; нет, Цветанка и не думала о ней забывать, но янтарное тепло матушкиной любви, которое берегло её всю жизнь, стоило того, чтобы поставить его на первое место.

«Она уже никуда не денется, поверь мне, – со странной усмешкой ответила Серебрица. – Днём раньше, днём позже… – У зеленоглазой девушки-оборотня вырвался чуть слышный вздох. – Давай-ка, принимайся за моё лицо. Сама я его на ощупь зашить точно не смогу. Да не спеши и не трясись, тоньше работай. Мне с этим лицом ещё жить».

А Цветанка была готова разнести по камушку всю пещеру – такое её охватило возбуждение. Стоило встретить Серебрицу и даже десять раз стать оборотнем, чтобы напасть на след матери! Пусть её время от времени будет тянуть на сырое мясо, а пальцы останутся когтистыми навечно – это было ничто по сравнению с близостью обитательницы янтарно-солнечного, вечернего чертога…

«Где ты витаешь? – проворчала тем временем Серебрица. – Шей уже давай!»

Чтобы хоть как-то отблагодарить её, Цветанка принялась накладывать стежки с особым усердием и осторожностью. Она старалась изо всех сил, чтобы швы получались как можно тоньше: это дало бы будущим шрамам возможность пролечь не так уж заметно и безобразно. Все раны она сшила самым тщательным и кропотливым образом, после чего уселась и возвела на Серебрицу преданно-щенячий взгляд:

«А теперь ты меня отведёшь к матушке?»

Та устало привалилась к большому камню спиной.