Все бросились к столам, на которых лежали бланки, ручки с перьями и стояли чернильницы. Зрелые дамы локтями прокладывали себе путь в толпе желторотых сестричек, только что сдавших экзамены. Заполненные бланки тщательно проверяли и после этого опускали в картонные ящички. Покончив с этим, женщины неуверенной походкой покидали помещение. Вот так все просто — служишь годами, а все умещается на одном-единственном разлинованном листочке бумаги, который суешь в какую-то убогую картонную коробку.
На лестнице ее дожидалась Наоми — натягивая бархатные перчатки, Салли было подумала, что сестра заговорит о покупках, однако Наоми считала, что первым делом надо дать телеграмму отцу. Кому-кому, а ему уж в первую очередь полагается знать,
— А кто будет посылать?
— Я. Так будет справедливо.
И Салли, зажав в кулачке приготовленные на телеграмму деньги, решила посвятить себя чудаковатому занятию — созерцать караульное помещение у ворот, где двое солдат в широкополых шляпах охраняли Казармы Виктории от козней германского кайзера. Стоявшие у ворот, поддразнивая друг друга, молодые люди также дожидались своей очереди зайти на охраняемую территорию и предложить себя армии.
— Я съезжу на пару дней домой, — сказала Салли. — Ведь дорогу мне все равно оплатят. Надо со старшей все утрясти, и с папой тоже.
Но сначала Салли порядка ради решила наведаться домой к Оноре в Энмор. Та жила в унылом, но шумном доме с многочисленными братьями-сестрами, худой как щепка, но моложавого вида матерью, увальнем-отцом, уткнувшимся на кухне в «The Australian Worker»[2]. Внимание Салли в первую очередь привлекла превращенная в швейную мастерскую веранда.
В тот же вечер снова на борт «Карравонга». Салли нравилось побережье и крупная зыбь, в свое время так мучившая мать. И вдававшиеся в море мысы, не хуже географической карты сообщавшие ей о местонахождении. У причала она села в один из двух шарабанов, развозивших пассажиров по городу и за реку. Наконец, знакомое грохотанье колес по Шервудскому мосту. Дом был пуст, и Салли сразу же направилась мимо расположенного неподалеку кладбища в Маклей в районную больницу, где сообщила новости старшей сестре. Та смотрела на нее так, как будто Салли удался некий головокружительный трюк. Вернулась она как раз к обеду. Овдовевший отец поразил дочь совершенно жуткой безропотностью. В конце концов, он успел получить телеграмму Наоми.
— Это добродетельный и геройский поступок, — одобрительно кивая головой и отвешивая Салли поклоны, подытожил он. — С одним условием — что вы будете заботиться друг о друге.
Когда она в который уж раз принялась разжевывать отцу, что, дескать, дочь миссис Сорли не даст ему помереть с голоду, он с ходу отмел эту идею. Потом переполняемая чувством вины Салли бросилась к самой умнице-соседке — миссис Сорли — и ввела ее в курс дела. Даже желтовато-красная дорожная пыль, и та обрела иной вид, готовясь к долгой-предолгой разлуке с Салли и донося эту разлуку до своих мельчайших частиц, сообщавших ей новое предназначение, — стать чьей угодно дорогой, только не Салли. Вдова Сорли осыпала ее похвалами, вручила банку черничного варенья в знак признательности и пригласила к чаю. Миссис Сорли, похоже, никогда не позволяла себе впадать в меланхолию по поводу кедра, сокрушившего ее брак. Одна-единственная оплошность при ударе огромным топором — то ли слева, то ли справа — фатально определила, куда рухнуть дереву, и рухнуло оно прямиком на ее мужа. Но подобного рода горестные думы никогда не витали под крышей этого дома.
Дочь миссис Сорли уже поделилась с матерью новостью, которую узнала из телеграммы сестер из Сиднея, и мать, как она сама призналась, уже знала о доблестном поступке сестер Дьюренс, а ее пятнадцатилетний сын смущенно и невнятно промямлил, мол, жаль, что он не может последовать их примеру. Салли поспешила заверить вдову Сорли, что ей не придется плясать вокруг их старичка — папа сказал, что ему вполне по силам и самому о себе позаботиться. Салли располагала массой доказательств, что их отец крепок и силен совсем как в юности. Мистер Дьюренс скорбел об умершей жене куда сильнее, чем миссис Сорли о своем трагически погибшем супруге, но сумел с этой скорбью надлежащим образом разобраться.