Дочери Марса

Кэррадайн сняла с Салли морскую рубаху, в которой она так и оставалась, потом помыла ее: плечи, груди, живот, гениталии — все. Ее прикосновения показались Салли высшим наслаждением.

— А остальных ты тоже помыла? — спросила она.

— Ну конечно, все такие чистенькие и готовы почесать языком.

— О, — сказала Салли. — А как Эрик?

Кэррадайн перешла на их типично медсестерский шепот.

— Врач из Англии — из больницы в Сэдбери — предупредил, что его выздоровление в моих руках. Самое ужасное, что он скорее всего прав. Эрик так привязан ко мне. Расплакался, когда я уезжала сюда. У него вообще теперь глаза все время на мокром месте, потом он сердится, а после — рассыпается в извинениях. Вот что эта рана наделала. Иногда у него бывают периоды расстройства сознания, он бредит. Тогда ему кажется, что весь мир против него. За эти четыре месяца я насмотрелась на рыдающих после ранения головы мужчин больше, чем за всю жизнь.

Ощущение от прикосновения полотенца было сказочным. Неужели эта ткань и раньше существовала? До той самой торпедной атаки?

— Проблема в том, — сказала Салли, — что мужчины слабаки. Некоторые бросились с плота в море. А вот Митчи…

Кэррадайн кивнула — кивок относился только к тому, что касалось Митчи и перенесенных ею мук.

— Ну, могу только сказать, что ее прооперировали. Больше ничего не знаю… Большую часть времени приходилось быть хирургической сестрой. У меня хорошая палатка, уютная. При условии, что здесь вообще уместно говорить о таких вещах, как «уютная палатка». Но моя на самом деле уютная. И есть все, что мне нужно.

В придачу двое преотвратных типов — санитаров. Педерасты. — На глазах Кэррадайн вдруг показались слезы. — Боже мой, я такая же жестокая, как те, в больнице Сэдбери, — горестно заключила она.

Кэррадайн поднялась. Другая медсестра закончила мытье Оноры, которая все время болтала без умолку, хоть и вполголоса.

— Кэррадайн! — прошептала Онора. — Кэррадайн — сахарная глазурь на торте выживания.

Онора уселась в постели. Салли заметила силуэт Фрейд. Та — тоже в матросской нательной рубахе — беспокойно ерзала на раскладушке.

Салли вновь заснула, разбудила ее чмокнувшая в щеку Наоми. Наоми тоже была в длиннющей нательной рубахе, с накинутым на плечи одеялом. Ее знобило.

— Представляю себе, как бы на все это посмотрел наш папочка, — сказала она. — Нам сказочно повезло, той ночи нам бы ни за что не выдержать. Мы бы все пропали.

— Уверена, ты бы не пропала, а выдержала, — резко возразила Салли.

Тут в палатку вошли офицер со старшей сестрой и санитаром. Офицер, человек средних лет, держался как-то уж слишком уверенно для военно-полевого хирурга. Вошел он почти бесшумно, молча, однако женщины тут же заметили его появление и устремили на него любопытные взгляды. Салли, опустив ноги на неопрятный пол, уселась на матраце.

— Леди, — объявил офицер, — я полковник Спэннер. Добро пожаловать на Лемнос. Хочу поздравить вас с благополучным спасением.

Но, похоже, благополучно спасшиеся не удостоили полковника даже улыбки. Онору слова офицера ощутимо задели за живое, и она метнула язвительный взгляд на Салли. Неттис, лежавшая в дальнем конце палатки, изменилась в лице, эту гримасу Салли уже видела, когда Неттис за сутки до этого снимали с тонущей лошади. В этом неприкрытом высокомерии полковника и стремлении властвовать было что-то неуместное — ладно, будь они на службе, но сейчас-то они находились в прострации, если называть вещи своими именами.

— Есть какие-нибудь вопросы? Проблемы? — осведомился он. — Может, случаи контузий, может, у кого-то ссадины или раны?

Женщины хором сказали «нет», это вышло совсем по-школьному. И полковник, будто подыгрывая, на манер школьного учителя переспросил:

— Точно, нет?

Старшая сестра подтвердила, что ни от кого подобных жалоб не поступало. Теперь полковник повернулся к санитару.

— Рядовой, будете свидетелем — пациенты не заявили ни о каких травмах.

— Так точно! — выпалил рядовой, глуповато ухмыльнувшись.

— Ну в таком случае, — голосом добродушного дядюшки, на которого нельзя обижаться, что бы он ни сказанул, продолжал полковник, — не вижу оснований для слишком долгого пребывания здесь и полагаю, что вы как можно скорее приступите к работе.

Стоявшая в палатке Кэррадайн прищурилась.

— Санитар, прошу проследить, чтобы женщинам выдали всю полагающуюся одежду. Сорочки, блузы, юбки и так далее… Да, еще обувь и высокие ботинки.

— Доктор, — обратилась в нему Наоми, — на «Архимеде» находилось больше двадцати медсестер.

— Все верно. Шестеро из них считаются пропавшими без вести. Прошу принять мои соболезнования.

Наоми — единственная из сестер, которая могла стоять, — прямо спросила офицера:

— Как можно было перевозить на нашем судне оружие и солдат?! Красный крест было принято решение закрасить, а солдаты открыто расхаживали по палубе, с ними проводились и занятия. А им следовало бы сидеть внизу, чтобы противник их не заметил. Это и побудило немецкую подводную лодку нас атаковать. Хочу вас просить от нашего общего имени заявить протест военному командованию.