Дочери смотрителя маяка

Это сайт галереи в Англии, на котором целая страница посвящена работам Эмили. Есть и короткая биография: родилась в Канаде, дочь смотрителей маяка, выросла на берегах озера Верхнее, которое вдохновляло ее творить. Ходили слухи, что она некоторое время провела в психиатрической клинике перед тем, как ее начали спонсировать известный биолог Альфред Таннер, который, по всей видимости, был лордом или кем-то в этом роде, с кучей денег, и его жена Милдред. Они забрали Эмили и ее сестру-двойняшку в Англию и помогли Эмили утвердиться в мире искусства, добились того, что ее работы выставлялись в Лондонской галерее. Дальше рассказывалось, что Эмили «получила признание критиков и достигла коммерческого успеха в 1970-х, несмотря на то, что у нее формально не было специального образования и она никогда не появлялась на публике. Она вела затворнический образ жизни, и это только делало ее работы еще более желанными для коллекционеров, потому что новые картины редко появлялись на рынке». Известно, что в последнее время она жила в Италии. Ее работы продаются только в одной галерее. Там не появлялось ее новых работ почти десять лет, но многие покупали и продавали ее старые творения. По-видимому, они все еще ценятся коллекционерами.

Я рассматриваю картины. Они кажутся мне знакомыми, но я их точно никогда не видела. Цены указаны в фунтах стерлингов, и я не могу сообразить, какова их стоимость, но у цифр много нулей.

Есть фотография художницы. Я кликаю на нее, и она раскрывается на весь экран. Женщина молода, ее черные волосы убраны назад и уложены на затылке, на ней простое платье с высоким воротником. Она сидит в кресле, одной щекой опершись на руку. Я ищу схожесть с мисс Ливингстон — Элизабет — в чертах ее лица. Полагаю, сходство есть, если его как следует поискать, но оно не очевидно. Мое внимание привлекают глаза. Они совсем не похожи на глаза мисс Ливингстон. Они пронизывают меня насквозь, будто могут заглянуть мне в душу. Они тревожат.

Я выключаю компьютер, когда больше не могу смотреть в них. Меня поглощает тьма.

44

Элизабет

Я на застекленной террасе одна. Они предусмотрительно выделили мне личное пространство. Последние солнечные лучи обволакивают меня теплом, утешая. Я все еще держу этот предмет в руках. Он по форме напоминает гантельку, холодный и гладкий посередине, как и один из его сферических концов. На нем есть гравировка, но даже мои пытливые пальцы не могут различить буквы, выгравированные на металле. Другой конец неровный, богато украшенный узором. Я представляю, что он уже почернел, чернота осела в канавках между филигранными завитками, нанесенными по всей окружности, обрамляющими просверленные отверстия в форме сердца. Внутри что-то позвякивает при малейшем движении. Мне не нужно видеть, чтобы понять, что это.

Я знаю этот предмет, но не могу назвать его хорошо знакомым. Я видела его всего раз, и то совсем недолго, когда он выскользнул из старой коробки из-под печенья и упал на пол в доме помощника смотрителя. Больше я о нем ничего не могу сказать. Я думала, что он может быть важен. Думала, что, когда он окажется у меня в руках, все каким-то образом сложится вместе и я стану целостной. Но этого не случилось.

Дневник, лежащий у меня на коленях, хорошо мне знаком. Я узнаю затхлый запах его давно забытых страниц и выпуклые буквы на кожаной обложке. Он тяжелый, бумага напиталась водами озера, вздулась, как утопленник. Я без чьих-либо подсказок знаю, какие даты указаны на пожелтевших листах и чья рука их написала.

Они ушли больше часа назад. Но я все еще сижу здесь. Меня не удивили новости, принесенные ими. Когда они шли по тихому коридору, по деревянному полу, и я слышала поскрипывание их обуви, я уже знала, что они обнаружили тело Чарли. Они сказали, что будет проведено вскрытие, чтобы определить причину смерти. Они также сказали, что на его голове есть следы удара. Они думают, что его ударила неожиданно крутнувшаяся грузовая стрела, возможно, причиной тому была блуждающая волна или внезапный порыв ветра, и он, потеряв сознание, упал за борт. Предполагается, что он умер, захлебнувшись.

Он был уже не таким ловким, как когда-то.

Озеро об этом знало. Как необычно для него — отдавать своих мертвых. Интересно, что оно пытается мне сказать?

Теперь слышатся другие шаги. Непохожие на быструю походку персонала или нерешительную посетителей.

Морган.

45

Морган

Я думаю, не потревожила ли ее сон, но она поднимает голову, когда слышит меня, так что я сажусь напротив, солнце светит мне в спину, и я ощущаю его тепло. Марти рассказал мне, что произошло. Я знаю, какие слова нужно говорить, когда узнаешь, что кто-то умер. Это на самом деле глупо, ведь я в этом не виновата. Мне ведь не о чем сожалеть, но я не знаю, что еще сказать.

— Мне очень жаль.

— Озеро забрало его, — говорит она.

Она спокойна. Не думаю, что это хоть сколько-то ее удивило, но узнать об этом означает конец. Нет больше времени, нет надежды. Это означает попрощаться.

— Полагаю, это подходящая смерть, — добавляет она. — Он хотел бы, чтобы она была такой.