После недолгого молчания Элен встала и подняла бокал. Она думала о своей подруге, о том, как замечательно они проводили время. Затем подумала об унижениях, которым подвергали Виолетту нацисты, и о чудовищном давлении, оказываемом на подругу. О вынужденном предательстве, когда, жертвуя друзьями, она спасала жизнь своего маленького сына. Элен смахнула слезы и сделала глубокий вдох. Собравшиеся, включая Элизу, смотрели на нее и ждали. Сможет ли она произнести это вслух? Потом внутри что-то щелкнуло, и Элен поняла: она обязана это сделать. Иначе как ей жить дальше?
– За прощение, – дрогнувшим голосом произнесла она, не зная, поддержат ли ее остальные.
Элен затаила дыхание. Никто не шевельнулся.
Так прошло еще какое-то время. Затем Сюзанна и Анри встали, подняв свои бокалы.
– За прощение, – сказали оба.
Потянулись минуты.
Элен не смела взглянуть на сестру. На ум не приходило никаких слов. Она слышала лишь собственное колотящееся сердце.
Молчание продолжалось. Тишина становилась все невыносимее. Элен напряглась так, что ей казалось, еще немного – и она закричит. Она все-таки посмотрела на Элизу. Казалось, сестра борется с собой. Элен растерялась, не зная, как ей быть.
Затем Элиза медленно встала и даже улыбнулась Элен.
– За прощение, – произнесла она. – За нашу любовь и нашу печаль.
По щекам Элен покатились слезы облегчения. Она мысленно поблагодарила сестру. Элиза, конечно же, была права. Открывая сердце любви, ты открываешь его и потерям.
Элиза достала из кармана сложенный лист бумаги и принялась читать.
И вновь Элен услышала только первые строки. Ее сердце раскрылось, когда в мозг хлынули воспоминания о похоронах отца. Ей до боли захотелось повернуть время назад и оказаться в детстве; там, где отец качал ее на коленях и смеялся глупостям, которые она говорила с серьезным видом. Элиза сейчас наверняка думала о Викторе, лишенном даже похорон. Никто не знал, куда нацисты увезли его тело. Элен смотрела на спокойную, собранную Элизу и гордилась сестрой. Потом она подумала о Виолетте и мысленно помолилась за подругу.
До ее ушей долетели последние строчки, и их смысл показался Элен более значимым, чем в прошлом.
Элен чувствовала, что отец сейчас находится с ней. Он не мог умереть, продолжая жить в ее душе и сердце. Теперь там поселятся Виолетта с Жаном-Луи и даже капитан Мейер. Элен подошла к сестре. Взявшись за руки, они смотрели на реку и холмы на противоположном берегу. И Элен понимала: как бы она ни любила это место, настало время по-иному распорядиться своей жизнью. Ее сестры выросли. Вместе с подсолнухами, которые они рисовали на стенах кухни, Флоранс вновь разбудила в ней любовь к живописи. Элен решила, что больше не даст уснуть своему увлечению.
– Все будет хорошо, – сказала Элиза. – Вот увидишь.
Произнеся эти слова, она тихо ойкнула, как будто от изумления.
– Что? – насторожилась Элен. – Тебе плохо?
Элиза положила руку на живот. Ее глаза удивленно блестели.
– Ребенок шевельнулся. Он шевельнулся. В первый раз я почувствовала его движение.
– Его? – переспросила улыбающаяся Элен.
– Конечно. Его зовут Виктор.
– А если родится девочка?
– Тогда… назову ее Викторией!
Элиза ударила кулаком по воздуху. Ее глаза радостно сверкали.
День клонился к вечеру, зато приоткрылась дверь в будущее. Всего щелочка, сквозь которую Элен увидела свет жизни, свободной от войны, яркой, насыщенной, сверкающей. Придет время, и они широко распахнут эту дверь и будут танцевать на улицах. А пока все смотрели, как река переливается оттенками золотистого и розового. Их прекрасный мир исцелится от ран. И они тоже. Следующий тост подняли за маленького Виктора (или маленькую Викторию). Потом выпили за Джека и Флоранс, а также за всех жителей деревни Сент-Сесиль.
Элен подумала: сумеет ли она простить свою мать? Если нет, то хотя бы сможет общаться с ней без колкостей? Сейчас, когда воздух пах надеждой, все казалось возможным в этом новом мире. В мире, который будет лучше прежнего.
Она крепко обняла сестру и сказала:
– За лучшее будущее для всех нас. А оно непременно наступит, сколько бы ни пришлось его ждать.