Дочери Волхова

Всплеснув руками, Молчана кинулась к хозяйке. Милорада поднялась в повалушу, будто глупые челядинки могли не заметить ее дочь под одеялом. Бросив взгляд на шушку и черевьи, в которых Дивляна ходила вчера, хозяйка приказала осмотреть ларь. Все вещи дочери были на месте, все! Значит, ушла она в исчезнувшей одежде Тепляны.

– Чего тут? – В сенях, задрав голову, стоял Велем.

Ему было беспокойно, и все утро он краем уха прислушивался к женской суете. Взобравшись по лестнице и увидев Тепляну с одеждой сестры в руках, он переменился в лице:

– Что с ней? Где она?

– А ты что ходишь? – быстро спросила Милорада. Она уже не просто подозревала неладное, а была почти уверена: беда стряслась. – Ты ее видел?

– Вчера видел, совсем на ночь глядя.

– Где?

– Да там. – Велем кивнул в сторону двора. – На ней… Теплянины все одежки были. – Он посмотрел на растерянную дочь Молчаны, которая по-прежнему сидела в сорочке, потому что одеться было не во что.

– Теплянины? – повторила Милорада. – С чего ей наряжаться, ведь не Коляда!

– Вот и я…

– Куда она собралась, голова твоя дубовая? – требовательно спросила мать.

– Сказала, что с Вольгой идет попрощаться…

– И ты ее отпустил? – Милорада в изумлении двинулась на Велема, так что он попятился.

– Нет! – крикнул он. – Не пускал я ее! Она сказала, что попрощается и вернется! Я с ней пошел, чтобы мало ли…

– Ну?

– Видел ее с Вольгой за воротами. Вольгу видел…

– И ты, дубина сучковатая, смолчал? – Мать всплеснула руками, прямо-таки растерявшись от этакой тупости. – Вольга!

– Да я и шагу сделать не успел! – закричал Велем, вдруг вспомнив, чем все кончилось. – Огрели меня по голове, я и не видел кто! То-то у меня шишка на затылке чуть не с кулак, а я подумал, что спьяну грохнулся! Вот!

– Она сбежала! – Милорада скривилась от досады, прикусив губу, и огляделась, будто прямо тут же, в повалуше, искала средство, чтобы поправить дело.

– Нет! Не могла она! Она мне клялась, что вернется! Она не хотела! Если ее увезли, то Вольга увез, а Дивляна не хотела! Ну, Вольга, да я тебе, песий хрен, лишнее-то поотрываю!

Велем стиснул кулаки и зарычал от ярости и досады на собственную глупость. Не зря он так не хотел пускать Дивляну на это свидание. Пожалел сестру, дурень! Он верил, что она не могла сбежать и опозорить род, и не сомневался, что Вольга увез ее силой. Знать бы, он бы сам вышел вместо нее и свернул шею этому…

Милорада уже хотела было послать всю челядь на поиски Дивляны, но вдруг передумала и махнула рукой на Молчану с дочерью:

– А ну молчите обе! И ты не ори! Говорили кому?

– Никому, – сквозь плач произнесла Тепляна. – Только тебе…

– И чтоб молчали обе, как налим под корягой!

– Но как же…

– Где отец? – перебила их Милорада.

– Внизу вроде был…

– Велем, пошли! И молчи, чтоб никто не знал. А вы обе тут сидите и вниз ни ногой!

– Но она не могла…

– Потом разберемся, могла или не могла, а чтоб никто не знал! Иначе мы пропали!

Оставив Велема пока в сенях, хозяйка вошла в истобку с самым невозмутимым видом. Здесь уже сидели поляне во главе со своим веселым воеводой, разряженным, будто жених.

– Ну, как там наша невеста? – поприветствовав ее, осведомился Домагость. – Готова? Сваты ей подарки принесли, не хочет посмотреть?

– Еще как хочет! – весело отозвалась Милорада. – Никак платье не выберет! Одно нехорошо, другое надоело! Как ведь оно бывает!

И она так тепло улыбнулась киевлянам, что те тоже заулыбались и закивали: конечно, невеста волнуется!

– Сейчас придет! – успокоила всех хозяйка. – Пойду потороплю ее!

Она снова вернулась наверх, где еще сидели Молчана с дочерью, и устремилась к ларю.

– Умойся, чучелко! – прикрикнула она на Тепляну, быстро перебирая вещи. – Нет, не надо. Косу только пригладь. Молчанка, бегом вниз, там сидит Ярушка, скажи ей, чтобы дала из большого ларя белую паволоку, в какой она Лелей ходит, и неси сюда. Быстро, быстро, как будто крыша горит!

Когда Молчана вернулась, держа сложенное покрывало, для сохранности завернутое в кусок простого льна, ее дочь Тепляна уже была обряжена в варяжское платье Дивляны из зеленого фризского сукна, с ее пестрым поясом, а Милорада расправляла на ее груди три ожерелья – из разноцветных стеклянных, рыжих сердоликовых и белых хрустальных бусин. За эти бусины и серебряные подвески, за серебряные кольца и браслеты, оказавшиеся на загрубелых от работы руках Тепляны, обеих – и мать, и дочь – можно было легко купить.

– Что это? – Изумленная Молчана застыла на пороге, а хозяйка, не тратя времени на объяснения, взяла у нее из рук сверток.

– А ну, нагнись! – велела она Тепляне и, осторожно развернув драгоценный шелк, накрыла им девушку.

– Ты… что задумала-то, матушка? – дрожащим голосом спросила Молчана.

– А ты сиди здесь и молчи! – сурово приказала хозяйка вместо ответа. – Высунешься или пикнешь – не помилую!

Расправив паволоку, Милорада за руку повела девушку вниз.

– Голоса не подавай, только кивай, если что спросят! – шепотом наставляла она Тепляну по дороге. – Руки из-под покрывала не высовывай – они у тебя как копыта, а Белотур не дурак, догадается. А в остальном не бойся, никто тебя не съест.