Дочка для ведьмы с ребенком (СИ)

    Но я только и успела прочитать, как входит в марсельскую гавань «Фараон». Ни с того ни с сего вдруг накатила слабость, похолодели ладони, и от рук по всему телу медленно пополз холодный, мерзкий озноб. Закружилась голова. Я отложила книгу и закуталась в одеяло, надеясь согреться. Но лучше не становилось, наоборот, к ознобу и головокружению прибавилась еще и тошнота — не похожая на токсикоз, не острая, скорее напоминающая дурноту от долгой поездки в жару в переполненном автобусе.

    Я натянула одеяло на голову, завернулась в него, как в кокон. Трясло, от крупной дрожи стучали зубы. Да что со мной такое?! И дома никого, и Костя придет не скоро. Мне нужна помощь! Господи, хоть бы с ребенком все было хорошо…

    Какая же я дура, у меня в спальне даже воды нет, не говоря уж о запасе экстренных снадобий! Сейчас бы чая… витаминный сбор или восстанавливающий силы. Я бы даже сказала, что лучше всего сейчас поможет энергетик, но его нельзя без назначения врача, лучше не рисковать. Хотя, если я верно помню симптомы…

    Впрочем, готового энергетического сбора у меня все равно нет, что толку гадать, он ли мне нужен.

    В голове мутилось, слабость охватывала все сильнее.

    — Нельзя терять сознание, — пробормотала я. Голос дрожал, в нем отчетливо слышалась паника. Откуда-то я знала, что и впрямь вот-вот потеряю сознание, и что это плохо, очень плохо. Опасно и для меня и для ребенка.

    — На кухню, — приказала я себе. — Вставай. Одеяло не бросай, завернись. Медленно — села, ноги на пол. Держись за шкаф. Теперь за стенку. Давай, вниз.

    Отчего-то говорить такими вот короткими фразами-командами было легче. И голос меньше дрожал. Я не сумела бы убедить себя, что «ничего страшного», никогда не была склонна к самообману, а вот «борись, двигайся, не смей падать!» — это мне помогало.

    И все же до кухни я дошла не иначе как чудом и с божьей помощью. Да взять хоть то, что с лестницы не упала, ведь каждую ступеньку вслепую ногой нащупывала! При этом одной рукой вцепившись в перила, а другой — сжимая у горла одеяло, которое еще и в ногах путалось!

    Поставить чайник я бы в таком состоянии не сумела, даже спичку бы не зажгла. Кое-как достала кружку и тут же уронила. Кружка разбилась громко, осколки брызнули по всей кухне.

    — На счастье, — пробормотала я. Собственный голос казался далеким и слабым, уши заложило, как в самолете при посадке. Но холодная вода из-под крана немного прояснила сознание: я обтерла лицо и сделала несколько мелких глотков из ладони.

    Но хотелось горячего. Чая. И сладкого.

    Я оперлась ладонями о стол, благо, он недалеко от мойки. А там и табуретка в двух шагах, но как добраться до нее и не упасть? Шажок, другой — боком, вдоль стола, держась о столешницу. Пальцы дрожали. Колени подгибались.

    — Да что ж это такое! — почти прошипела я.

    Как-то удалось сесть не мимо табуретки. Я подавила острое желание уронить голову на руки — отключилась бы, и что дальше? На столе стояли заварочный чайник и сахарница. В заварнике был Костин чай, обычный черный, крепкий, с моим наговором на здоровье и бодрость. Я придвинула его ближе, не отрывая от стола — не разбить бы. Втянула глоток прямо из носика. И еще один. Потом ту же операцию проделала с сахарницей — придвинуть ближе, снять крышечку, выудить кусок — и в рот. Как хорошо, что Костя любит рафинад! Кусок сахара таял на языке, я запила его заваркой. Что ж, эта ядерная смесь подействовала не хуже энергетика: в обморок падать мой сбрендивший организм явно раздумал, в голове прояснилось, я даже, наверное, смогла бы сейчас встать, но здравый смысл советовал не форсировать события, а лучше съесть еще пару кусочков сахара.

    Кажется, я выпила не меньше половины заварника, и уж точно сожрала половину сахарницы, когда, наконец, почувствовала себя в силах встать, дойти до плиты, зажечь газ и поставить чайник. На плите стояла кастрюля с борщом — я уже ела всего-то час-полтора назад, но вдруг поняла, что голодная, как… «как медведь после спячки», само собой пришло на ум любимое Костино выражение.

    Борщ пах одуряюще — настоялся. Я навернула полную тарелку. Запила теперь уже своим чаем — под руку попался успокаивающий, и я решила считать это знаком, все равно не понимала, что со мной, а снять панику точно будет не во вред.

    Выпила полную кружку, заедая сахаром вприкуску — не совсем по правилам, ну и ладно, раз организм просит, лучше ему дать, чего хочет.

    А потом все-таки сложила руки на столе, умостила на них голову, прикрывшись уголком одеяла от падавшего из окна света, и уснула, как провалилась. Но это хотя бы был сон, а не обморок.

    Проснулась я в постели. Костя сидел рядом, одна его ладонь лежала на моем животе, поверх одеяла, другой он гладил меня по лицу, и от обеих его рук в меня щедро лилось мягкое, ласковое тепло.

    — Что же ты так? — спросил он; в мягком голосе я без труда уловила боль, и паника вспыхнула с новой силой.

    — С ребенком… все хорошо? — прошептала я.