Дочка, не пиши!

Не те туфли купили, нужной кофточки не было, не провожали по вечерам из музыкальной школы… Понимаете, точно так же было у всех. И средний читатель вроде меня не понимает, чего же в этом такого страшного. Особенно люди нашего возраста. У меня тоже первые «настоящие» джинсы появились только в 25 лет, а в детстве я донашивала вещи за старшим братом, поэтому меня все время с мальчишкой путали. Правда, может, ваша проблема в том, что вы жили в Москве, а не в провинции, у вас у половины одноклассников была одежда, купленная через фарцовщиков, а у нас в классе – у одного-двух.

Ах, Брунгильда! Читатель, запомни это имя. Сия дама еще даст перцу, правда, в ответ тоже получит по полной программе, но персонаж этот – уморительный и показательный. Ее имя (ник) я изменила по той же причине, что и ник Азиата: не хочу делать рекламу графоманской писанине. В комментарии Брунгильды есть одно здравое зерно: она все же соображает, что есть некая разница между местом ее проживания и Москвой. В моей книге русским языком, черным по белому написано, что в Москве в конце 70-х уже были немножко иные представления, чем в провинции, о том, как должен выглядеть человек. Мои подруги были из самых обычных, небогатых семей, и все они (все!) были одеты значительно лучше меня. Я подчеркивала именно этот факт. Не заметили. Проигнорировали. Или «включили дурака».

Брунгильда:

Нужно более подробно описать, как жили другие московские дети, точнее, дети вашего окружения. Это же очень тонкая прослойка, чья жизнь практически неизвестна.

В отношении той же одежды. У нас в классе лучше всех одевалась девочка, чья мать работала проводницей на поезде дальнего следования и имела возможность покупать то, что «выбрасывали» в Москве. То есть если вас одевали так, как эту девочку, то одевали очень неплохо. Откуда же читателю (не москвичу) знать, как одевали ваших ровесниц и где им покупали одежду? Мои родители, например, и не прочь бы были воспользоваться любым блатом, но его просто не было.

Вот ведь чудеса какие! Я не знала, что мы с Брунгильдой жили настолько в разных странах… Не ее и не моя вина, конечно, однако, сдается мне, что дама лукавит: не может она не знать, что в Москве в магазинах тоже было шаром покати. И без приложения особых усилий, одеваясь «из магазина напротив» без очереди, блата и фарцовщиков, та же москвичка выглядела как чучело, то есть отвратительно и безвкусно.

И бросьте – о какой такой «тонкой прослойке» шла речь? Что за выдумки? Я училась в трех школах, и в двух из них большая часть класса – дети из рабочих семей, совершенно простые люди! Вам и об этой «прослойке» ничего не известно? Ну-ну, почитайте про советский рабочий класс – о нем написаны горы книг, сняты сотни фильмов. Или в провинции были свои книги, свои фильмы, не столичные?

К моему счастью, очень скоро среди читательских откликов появились и благожелательные. Нашлись и такие, которые сразу весьма убедительно поставили Брунгильду и К°. на место.

Reader:

«Откуда же читателю (не москвичу) знать, как одевали ваших ровесниц и где им покупали одежду?» (Брунгильда)

А из книги узнать. Там же написано – героиню одевали хуже всех одноклассниц и подруг. Вы что, доказательств требуете, как в суде? Автор как раз очень четко об этом поведала – словами девочки-одноклассницы. По-моему, достоверно. А как там было на самом деле, не знаю. Но недоверия книга не вызывает. Автор задала условия, нарисовала картинку, а главное (именно это и обеспечивает достоверность), передает все это через собственное восприятие – иногда здоровое, иногда болезненное. Именно откровенность придает правдоподобие всему описанию.

Мне кажется, ваши претензии, Брунгильда, проистекают от невнимательного чтения.

Почитав все это, я тоже не смогла остаться в стороне от беседы и сразу взяла быка за рога:

Автор:

Я вдруг поняла, что меня очень достало одно обстоятельство. Я пишу, как старший брат проявлял к маленькой девочке отнюдь не братское любопытство, а людей трясет от главки об одежке. Я пишу, как родители игнорировали болезнь девочки, которая мучилась головными болями, тошнотой и бессонницами, а почтенная публика видит лишь тему шмоток. Я пишу, как девочка стала шарахаться от всего мира, бояться обычной жизни из-за поведения своих родителей, а некоторые читатели негодуют по поводу моих воспоминаний о тряпье, в которое я была одета и из-за чего, разумеется, тоже страдала.

Некоторые пишут: а у меня было еще хуже! Ну и что с того? Вы думаете, мне от этого легче? А тем более – легче той девочке?

Отчего же некоторых так «заколбасило» именно на этой теме, напрочь заслонившей все остальное? Вот и скажите: кого из нас больше волнует это? Кто до невозможности зациклен на шмотках? В моем тексте сия тема одна из многих, в комментариях некоторых читателей она главная и основная, которая взволновала, задела, видимо, за живое. Так у кого это болит?

Но, как показало время, все оказалось бессмысленно – и слова Reader» а, и мои… «Шмоточная» тема продолжает волновать умы некоторых читателей больше всего на свете.