— Не знаю. Мы больше не видимся — отец отправил Андрея за границу — продолжать обучение. — ответил Дмитрий, шумно выдохнул и решительно сменил тему, возвращая улыбку на лицо, — Зато, я больше не знаю ни одной девушки, к которой мог бы притащить этот куст и быть при этом правильно понятым. Не представляете, как себя корил всю дорогу за скудность фантазии и нелепость идеи, но проехать мимо — не мог.
— Это было неожиданно, но очень приятно. — радуясь мудрости собеседника, совершенно искренне поддержала я, порозовев от комплимента и кляня эту дурную предательскую манеру собственной кожи.
Больше этот вечер ничего не омрачило. Напротив — весело шутили, вспоминая другие совместные казусы и по комнатам разошлись довольно поздно.
Оставшуюся часть дороги граф временами подсаживался к нам, угощая раздобытыми где-то сладостями и сдобой. Не иначе на постоялом дворе запасся. Анфису мало трогало и то, и другое, а так же и наши беседы — девушка увлечённо вязала кружево. Подсмотрев и, видимо, попросив поучить кого-то из кружевниц, моя камеристка, судя по всему, в любой возможный момент мастерила себе приданое. И, кстати, у неё неплохо получалось — терпения и аккуратности Анфисе было не занимать. А для наших с Дмитрием разговоров находилось неисчислимое количество тем.
В общем, не заметили — как добрались. На обратную дорогу граф настаивал ехать таким же манером, заранее сговорившись о дате. Понимая, что я сама ни в жизнь не отправлю ему записку с подобной информацией, а заранее решать не могу — пообещал прислать нарочного для уточнения. Простившись, наконец, с одним, стремительно становившимся совсем близким человеком, я отправилась к другому — давно уже родному.
Новый дом Марты оказался просторным каменным особняком о двух этажах. Из очевидных украшений — ажурная ковка ворот. В остальном, включая "зелёную зону" — всё довольно практично, геометрично и лаконично. Но очень достойно. Даже интересно, чем Франк Модестович зарабатывает на хлеб насущный.
От созерцания меня отвлёк радостный возглас Марты, которой сообщили о моём приезде. Выбежав на улицу прямо в домашнем платье, она спешила мне навстречу. Боже мой! Я её не узнавала.
Начиная с того, что я в принципе никогда не видела мою фройляйн в домашнем платье. Без этого чопорного воротничка и строгой учительской формы, сковывавшей фигуру "под горло", она выглядела необыкновенно милой и женственной. Этому впечатлению способствовала и более вольная причёска, и чуть расслабленная спина, и плавность движений, и взгляд… Да она вся светилась счастьем и мягкостью.
Наставница и в Смольном казалась мне довольно привлекательной внешне женщиной, но этот Франк Модестович сумел заставить её раскрыться и совершенно расцвести. Я непроизвольным жестом прижала руки к щекам и, против всяких приличий, побежала ей навстречу.
56
Даже удивительно, как может менять людей семейное счастье. Когда-то столь сдержанная в проявлении чувств фройляйн (Хотя, почему "фройляйн"? Она же теперь, получается, "фрау"!) без всякого стеснения то прижимала мои руки к своей груди, то брала моё лицо в ладошки, пытаясь получше разглядеть свою "тефочку" влажно заблестевшими глазами, причитала без умолку и даже не сделала замечания по поводу того, как я неприлично скакала по ухоженной дорожке. В итоге, я просто обняла её, замерла и хлюпнула носом. Как же приятно было видеть Марту снова. Даже как-то не верилось, что это всё-таки случилось.
Вдоволь наобнимавшись, она повеля меня к особняку*, где нас уже ожидал невысокий худощавый мужчина.
— Поснакомься, Алисочка, это мой супруг — Франк Модестофич. — протягивая руку мужчине навстречу, представила она.
Надо же, а я представляла его совсем по-другому. Почему-то казалось, что это должен быть обязательно внешне габаритный дядька с пузиком, бакенбардами и широкой улыбкой. Бакенбарды у мужа наставницы и вправду были — седые и аккуратно стриженые, улыбка тоже имелась — искренняя, но сдержанная. На этом сходство оригинала и моего вымышленного портрета заканчивались.