Дочки-матери

– Ты домой? – Он поднял голову на окна Маки.

– Да, мать ждет.

– Тогда с Новым годом!

– И тебя, – она шутливо толкнула его в плечо, – семейного счастья!

– Угу, – он скривился и, отвернувшись, побрел прочь.

Мака поднялась на свой этаж, позвонила в дверь, но никто не спешил открывать – в квартире было тихо. Опять Инна сидит за компьютером, ушла в себя и ничего не слышит. Она достала ключ, вставила его в замок и вошла в квартиру.

– Мам! – крикнула Мака с порога.

Ответа не было.

– Ма-ам! – позвала она еще громче.

Ничего.

Не раздеваясь, прошла в кухню, по комнатам, всюду включила свет. Инны не было и в помине. Накрытый нетронутый стол, неоткрытая бутылка шампанского, наполовину наряженная елка. И куда это она могла подеваться? Мака достала из кармана свой телефон, отыскала в записной книжке номер матери.

Длинные гудки. Неужели потащилась гулять одна, а на улице из-за грохота салютов не слышит звонков? Мака плюхнулась на диван в гостиной и включила телевизор. Придет, куда она денется!

К трем часам утра ее беспокойство было уже ничем не унять. К пяти оно превратилось в пытку. Наконец в прихожей послышался шорох – Инна вернулась. Мака уперлась руками в обе стены узкого коридора, загораживая проход матери в комнату.

– Где ты была?!

– Это мое дело.

– С какой это стати?! Пока еще у тебя есть…

– Пусти!

Инна обреченно посмотрела на собственного разъяренного ребенка и, обреченно вздохнув, попыталась протиснуться мимо дочери в свою комнату. Мака, оскорбленная тем, что мать не хочет даже поговорить, не пропускала, но вдруг руки ее обмякли – она услышала мужской аромат, исходящий от Инны. Такой знакомый и притягательный, что голова закружилась.

Инна тем временем прошла в комнату и обессиленно опустилась на диван перед мельтешащими на экране эстрадными лицами.

– С кем ты была?! – Сашка яростно сверкала глазами, щеки ее пылали красными пятнами.

– Неважно.

– Важно!

– С любимым человеком, – Инна посмотрела на дочь с досадой.

– Кто он?!

– Какая разница?

– Я хочу знать!

– Мало ли что ты хочешь.

– Да?! – Мака в бешенстве начала метаться по коридору, срывать с вешалки одежду, с корнем обрывая крючки, и разбрасывать куртки, шубы, пальто по прихожей.

Инна сидела, оцепеневшая, уставившись в телевизор.

– Отцу на меня насрать, – орала Мака не своим голосом, – он меня бросил! Тебе я не нужна! Зачем вы меня родили?! Ублюдки! Кто вас просил?!

Инна глубже вжалась в диван. Она знала, что это она давно всем мешает и никому не нужна.

– Я тебя ненавижу! – дочь снова захлебывалась от истерики. – Все из-за тебя! Из-за тебя! Никогда! Больше! Доста-а-а-ала!

Мака метнулась в свою комнату, снося и громя все на своем пути. Инна услышала грохот открываемого окна и, ощутив в сердце леденящий ужас, бросилась вслед за ней.

Когда она вбежала, Мака уже сидела на подоконнике, свесив ноги наружу. Еще секунда – и на глазах Инны она спрыгнула вниз.

– Сто-о-о-ой!

Инна подлетела к окну и высунулась по пояс наружу. Мака сидела на корточках на самом краю крыши поликлиники и смотрела на расчищенный дворниками асфальт.

– Полезешь за мной, спрыгну! – прокричала она.

– Ноги переломаешь, – Инна готова была выть от ужаса и держалась из последних сил, – или, не дай бог, позвоночник.

– Не важно, – рыдала Мака, – тебе на меня плевать! Я жить не хочу! Видеть тебя не могу!

– Не увидишь, – по щекам Инны крупным градом катились слезы, – только залезай обратно! Я помогу.

– Нет!

– Сашка, – она тряслась как осиновый лист, – пожалуйста!

– Нет!!! Пошла вон!

– Уйду, – Инна попятилась к двери, следя за нахохлившейся воробьиной фигуркой на краю крыши, – я уйду. Только обратно залезь!

Инна хлопнула дверью так, словно вышла из комнаты, а сама продолжала наблюдать за Сашкой из дальнего угла, в котором дочь сейчас не могла ее видеть. Мака просидела, опустив голову в колени, еще несколько минут. Потом с ненавистью оглянулась на распахнутое окно. Не увидев в нем матери, медленно поднялась и подошла ближе. Инна заметила ее руки, схватившиеся за подоконник, и неслышно выскользнула из комнаты.

Приложив ухо к двери, она слышала, как Сашка закрыла окно, все еще всхлипывая и рыдая, упала на свою скрипучую кровать и что-то обиженно, как маленький ребенок, забормотала, утешая сама себя.

Сашка вернулась, живая и невредимая. А теперь сама Инна должна уйти ради того, чтобы ненависть дочери не уничтожила их обоих. Собственная жизнь была ей безразлична – в ней ничего не осталось. Но дочь, которая по заслугам ненавидит мать и считает ее виновной во всем, хоть и не знает даже десятой доли правды, обязана жить!

Инна так и не смогла ни одной живой душе рассказать о том, как все вышло на самом деле. Тогда, в Симеизе, она стала причиной смерти не только Маши. Мать Конунга тоже умерла, так и не дождавшись рождения внучки. И Павел винил в этом только себя: Машеньку предал, мать довел до могилы.