Читаем Дочки-матери: наука ненависти полностью

— Да какое же, ч-чёрт! — Антония топнула ногой от нетерпения. — Умер кто? Козёл её перекинулся? — «А этот вариант тоже был бы неплох!» — быстро пронеслось в её голове.

— Нет, все живы, — бормотал Масик, — но…

— Да дай же мне это письмо, наконец! — рявкнула Антония, подскочив к мужу и одновременно с этим почувствовав сильную боль в правом подреберье. — Ах, ты, зараза! — она схватилась одной рукой за бок, а вторую протянула к Масику. — Ну! — грозно свела брови писательница. — Давай сюда!

Масик покорно протянул ей распечатанные листы. Антония жадно схватила стопку и тут же уселась на диван читать.

«Привет, ма. У меня для тебя есть одна новость — даже не знаю, как ты её воспримешь. Но считаю своим долгом поделиться, чтобы для тебя не было такой уж неожиданностью. Помнишь, я писала о том, что начала вести дневник, анализируя свою жизнь… нашу жизнь. С самого начала. А тут ещё все твои книги — с клеветой и наветами на меня, Аришку, моего мужа… В общем, писала я, писала, и мне ужасно захотелось дать кому-то почитать… кроме мужа, он, разумеется всё читал, ему интересно, а мне важно знать его мнение. Но хотелось дать кому-то стороннему, что ли… Да ещё чтобы оценили моё умение писать прозу — ха-ха, самой смешно, какой я прозаик! Дала почитать свои почеркушки моей подруге Але — помнишь её? Она работает ведущим редактором в крупнейшем московском издательстве. Словом, через пару дней Алька позвонила мне и буквально ошарашила криком о том, что я должна дописать всё, что задумала, а её издательство будет это печатать, потому что пишу я бомбу. Не смейся. Сама ржу.

Если ты думаешь, что «бомба» заключается в твоей известности, то ты ошибаешься. Твоего имени там нет, хотя ясно, о ком речь. Но Алька говорит, что я пишу настоящий роман с потрясающими идеями и мыслями, что это будет иметь успех, и публикация необходима! В общем, со мной заключают договор, и скоро я сдам рукопись в издательство. Такие дела, ма. Получается так, что я отвечу на все твои наветы и опровергну всю твою ложь. А заодно расскажу, как всё было на самом деле. И, ты знаешь, расскажу, начиная с самого своего детства. Ничего не утаю. А что мне терять? После твоих злобных карикатур на меня из книги в книгу мне уже терять абсолютно нечего. Есть твои точка зрения, которую даже ты вряд ли считаешь правдой, пусть будет и моя точка зрения, которую я искренно считаю правдой. Вряд ли тебя обрадует «вынос сора из избы» и раскрытие многих семейных секретиков, но что поделаешь, ма, не я это начала, посеешь ветер — пожнёшь бурю. Мне кажется, ты должна была быть к этому готова и для тебя не будет…»

Антония выронила листы бумаги из рук, застонала и скорчилась от боли в боку. Хотя намного сильней боли был ужас, охвативший её сознание! Нет, она не была к этому готова, она никак не ожидала подобного развития событий, такой кошмар ей даже в голову не приходил!

Масик бросился к жене:

— Тебе плохо? Что тебе дать? Какое лекарство?

Антония была бледна, как снежная баба, её прошиб зябкий пот, затряслись ноги, сердце начало прыжки внутри туловища и билось сразу во всех местах, даже там, где оно в принципе биться не может. Таська всё напишет. Таська всё расскажет. Её писульки прочтут все, кто кормился информацией только и исключительно из рук Антонии. И про Гошу… и про детство… чёрт её знает, что эта дрянь помнит и слышала… Господи, только не это! Только не это!

Антония застонала и повалилась на диван. Голова кружилась и пульсировала, боль усиливалась с каждой секундой. Антония чувствовала, что нечто чёрное и ядовитое, как кислота, как самый страшный яд, растекается у неё внутри и очень медленно заполняет каждый сосуд, каждый орган, каждую мыщцу, каждую клеточку.

— В-в-в… м-м-м… с-с-с… — она пыталась произнести простую фразу «вызови скорую», но даже говорить уже было больно, чернота заливала глотку и рот. К счастью, Масик понял сам и бросился к телефону…

Через три четверти часа «скорая» увозила Антонию. Ей сделали укол, и чуточку, совсем капельку боль отпустила. Она лежала на носилках, белее мучной присыпки, тяжело дышала, а по лбу скатывался крупный пот. Доктор тихонько говорил с Масиком.

— Не пойму. Судя по тому, что вы мне рассказали, что-то случилось с печенью, сердце — вторично. Но я не в силах сейчас поставить диагноз. Одно могу сказать — дело крайне серьёзное и срочное, тут ведь ещё возраст… А давление падает прямо на глазах…

Масик молча плакал и дрожал мелкой дрожью.

— В какую больницу?

— Сейчас будем выяснять, — и доктор начал куда-то звонить.

Масик подошёл к носилкам.

— Всё будет хорошо, любимая! — дрожащим голосом заговорил он, нежно поглаживая Антонию по плечу. — Не волнуйся, доктор говорит, что надо просто снять приступ…

Антония едва заметно поморщилась.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Шаг влево, шаг вправо
Шаг влево, шаг вправо

Много лет назад бывший следователь Степанов совершил должностное преступление. Добрый поступок, когда он из жалости выгородил беременную соучастницу грабителей в деле о краже раритетов из музея, сейчас «аукнулся» бедой. Двадцать лет пролежали в тайнике у следователя старинные песочные часы и золотой футляр для молитвослова, полученные им в качестве «моральной компенсации» за беспокойство, и вот – сейф взломан, ценности бесследно исчезли… Приглашенная Степановым частный детектив Татьяна Иванова обнаруживает на одном из сайтов в Интернете объявление: некто предлагает купить старинный футляр для молитвенника. Кто же похитил музейные экспонаты из тайника – это и предстоит выяснить Татьяне Ивановой. И, конечно, желательно обнаружить и сами ценности, при этом таким образом, чтобы не пострадала репутация старого следователя…

Марина Серова , Марина С. Серова

Детективы / Проза / Рассказ
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное