— У него есть все причины для меланхолии, — сурово произнес Вуатюр. — Как ты знаешь, Луи, принц по природе своей не способен принять окончательное и бесповоротное решение. Он был другом королевы во времена ее борьбы с кардиналом и тогда же сблизился с герцогиней де Шеврез. Но он не может смириться с тем, что королева изменилась. Из верности или, быть может, трусости он сохранил некую двусмысленность в своем отношении к ней. По его собственным словам, он имел несчастье быть другом Важных, хотя не одобрял их поведения и после провала заговора отказался порвать с герцогиней, одновременно желая остаться преданным как королеве, так и своему другу принцу де Конде, от которого втайне ждет заступничества перед сестрой. Ибо ты, наверное, заметил, Луи, что мсье де Ларошфуко сгорает от любви к мадам де Лонгвиль.
Таким образом, его тянут в разные стороны люди, которые ненавидят друг друга. Королева недавно потребовала, чтобы он прекратил все сношения с мадам де Шеврез и полностью перешел на сторону кардинала. Ларошфуко ответил, что никак не может отказаться от дружбы с герцогиней, единственное преступление которой, по его словам, состоит в том, что она не нравится Мазарини.
Равным образом, он поддержал мсье де Монтрезора, близкого к герцогине де Шеврез, в его ссоре с аббатом де Ривьером, преданным сторонником Мазарини. И тот велел передать ему, что отныне будет противиться всем его честолюбивым устремлениям. Наконец, поскольку он отказался осудить мадам де Шеврез в деле о потерянных письмах, мсье д'Энгиен лишил его своей дружбы.
— Итак, мсье де Ларошфуко пожинает сегодня плоды своей нерешительности, — фаталистически заключил поэт.
— И что еще более неприятно для него, — добавил Пизани, — он навлек на себя вражду кардинала, который не дает ему никаких командных должностей в нынешней кампании. Хотя Ларошфуко не отличается воинственным нравом, сейчас он — один из немногих дворян, кто не обретет никакой славы.
В это мгновение в Голубую комнату вошел Шарль де Монтозье. Молодого человека сопровождал Робер Арно д'Андийи.
Все устремились к Монтозье, чтобы осведомиться о здоровье и поздравить с освобождением. Только Пизани и Вуатюр, не любившие его, остались в стороне.
Жюли д'Анжен вскочила, приветствуя жениха.
Монтозье, заметно взволнованный, поблагодарил всех за внимание, проявленное к нему во время плена, а затем во всех деталях рассказал о том, как проходила кампания и в каком состоянии находится армия.
Когда вопросы присутствующих иссякли, Луи смог, наконец, подойти к нему. Робер Арно тем временем вступил в оживленную беседу с маркизой де Рамбуйе и принцессой о недавних произведениях своего брата Антуана.[56]
— Я приехал из Германии только в воскресенье, Луи, и мне сообщили столько всяких новостей, что просто голова пухнет! Тем не менее, я запомнил сказанное супругами де Рамбуйе: ты, наконец, женился на Жюли! Надеюсь, твой брак будет способствовать моему. Быть может, даже ускорит его!
— Я желаю того же, Шарль.
— Не думал, что увижу тебя и Жюли в Париже. У вас же земли и поместье, которые нужно восстанавливать. В замке по-прежнему нельзя жить?
— Мы в нем уже поселились, хотя строительство идет полным ходом. Только вот несколько дней назад мне пришлось приехать в Париж. По делам… — Сделав паузу, он добавил гораздо тише: — Возможно, мне понадобятся твои советы, Шарль, и особенно твои познания…
— Всегда готов быть тебе полезным, Луи.
Тут Фронсак предложил отойти в сторону, поскольку их все еще окружали приближенные мадам де Рамбуйе. Они перешли в ту часть комнаты, где никого не было.
— Я собираюсь поговорить с тобой о деле, связанном с моим приездом в Париж. Речь идет о поручении, которое исходит от… мсье Ле Телье.
— Понимаю, — осторожно заметил Монтозье. — Можешь быть уверен в моей скромности.
— Не сомневаюсь, Шарль. Дело заключается в следующем: во время кампании вы, конечно же, получали шифрованные депеши…
— Это так.
— Но у вас были сомнения, не расшифровал ли враг эти послания до вас.
— Ты знаешь, я несколько раз выражал озабоченность по этому поводу.
— Расскажи подробнее…
— Нет кода, который нельзя расшифровать. Несколько раз враги узнавали о наших намерениях просто потому, что в германском штабе работают превосходные математики, способные взломать наши коды.
— Но возможно, они попросту выкрали реестры, которыми вы пользуетесь для шифровки ваших депеш. Или же подкупили одного из шифровальщиков и он стал предателем…
— Нет, я говорю со знанием дела: во время одной вылазки в их штаб-квартиру мы захватили в плен человека, сумевшего расшифровать наши депеши. Я сам допросил его. Он обладал редкой проницательностью. Играл с цифрами и буквами с необычайной ловкостью, за несколько часов мог составить тысячи и тысячи разных комбинаций.
Удивительным образом Монтозье затронул тему, больше всего волновавшую Луи, причем она предстала в совершенно ином свете.
С самого начала расследования Фронсак терзался навязчивым вопросом: может ли талантливый логик, имея украденные депеши и, вероятно, часть реестров, полностью раскрыть шифр Россиньоля?