Догмат крови

— Перед началом экзаменов у нас была сходка. На нее созвали всех гимназистов нашего класса, кроме евреев. На сходке постановили, что лучшие ученики из русских и поляков должны на экзаменах хотя бы по одному предмету схватить четверку, чтобы не получить золотой медали. Мы решили отдать все золотые медали евреям. Без этих медалей их не примут в университет.

Голубев знал этого гимназиста, вернее, знал его старших братьев, сейчас уже студентов. Три брата Паустовских учились в Первой гимназии, и юноша, рассказывавший про сходку, был младшим из них.

— Константин, а евреи ничего не знают о сходке? — спросил кто-то из гимназистов.

— Нет! Мы поклялись сохранить это решение в тайне.

— Благородно!

«Глупо! — воскликнул про себя Голубев. — Боже, какие дурачки! Вот посмеются над ними хитрецы, в чью пользу они уступили медали!»

Он решительным шагом направился к гимназистам, чтобы объяснить им всю глупость их поступка, но в этот самый момент из-за угла выскочил мальчишка-разносчик. Он размахивал кипой газет и кричал пронзительным голосом:

— Убийство Андрея Ющинского раскрыто. Покупайте экстренный выпуск «Киевской мысли»! Сенсационное заявление Бразуля-Брушковского! Экстренный выпуск! Сенсационное заявление! Убийство раскрыто!

Голубев махнул рукой. Оборванный мальчишка вильнул к нему, протянул газету. Голубев, брезгливо принявший двумя пальцами «Киевскую мысль», поинтересовался:

— Есть русские газеты?

— Старый номер «Земщины», задешево отдам.

Голубев бросил разносчику копейку, бережно взял помятую «Земщину», но читать начал все-таки с «Киевской мысли». Перед глазами запрыгали строчки из статьи Бразуля-Брушковского: «…меня никогда не оставляло сознание того, что Вера Чеберяк является не свидетельницей, а участницей убийства Ющинского и что все ее показания даются, быть может, ею в целях отвлечения правосудия…»

Студент громко выругался:

— Ах ты, продажная шкура! «Не оставляло сознание». А кто совсем недавно на страницах этой же газеты обвинял в убийстве слепого Мифле?

«…тем не менее я счел необходимым не только довести до сведения властей о вышеназванных показаниях, но и предать таковые широкой гласности, дабы названные в качестве убийц лица определили свои роли и отношения с Верой Чеберяк…»

— Оправдывайся, иуда, оправдывайся! — пробормотал студент.

«…начиная с февраля месяца 1911 года в Киеве наблюдалось эпидемическое развитие всевозможных краж. Квартира Веры Чеберяк на Верхне-Юрковской улице № 40 являлась воровским притоном… Главную роль в сбыте украденного играла Вера Чеберяк. Обыкновенно, непосредственно после совершения кражи, она рано утром шла сбывать краденные драгоценные вещи в мелкие ювелирные магазины. Продажа краденного происходила без помехи, так как о совершении краж еще не могли появляться сообщения… Андрей Ющинский был свой человек в воровской квартире Веры Чеберяк. Мальчик исполнял разные поручения членов воровской шайки, переносил краденные вещи и неоднократно ночевал у Чеберяк…»

— Мерзавцы! Мало им было убить мальчика, надо еще его оклеветать! Пытаются сделать из ученика духовного училища воренка, замыслившего ограбить Софийский собор. Ставка на то, что все православные люди будут возмущены святотатством. Ах, негодяи! — Голубев в гневе швырнул газету на мостовую.

Разносчики продолжали кричать на всю улицу:

— Читайте сенсационные подробности убийства Ющинского в воровском притоне! Поименно названы убийцы: Сингаевский, Рудзинский, Латышев!

Голубев решил немедленно ехать на Верхне-Юрковскую. Запрыгнув в вагон трамвая, он увидел, что несколько человек держат перед собой «Киевскую мысль». Они читали статью Бразуля и взволнованно обменивались впечатлениями.

— Звери! Заподозрили, что хлопец донес полиции… Пытали, чтобы он признался, — ахал кто-то невидимый за раскрытой газетой.

— Чуешь, Парася, вони його кололи швайками… От ироды! — причитала кругленькая хохлушка, сидевшая позади человека, который вслух читал статью для нескольких любопытных слушателей.

Студент хотел крикнуть, что газета лжет, но промолчал, зная, что это бесполезно. От него только шарахнутся и опять уткнутся в клеветническую статейку, написанную по заказу и под диктовку евреев. Русские люди будут покупать еврейские газеты и не раскроют патриотического листка, будут бездумно повторять любой вздор и верить наглому обману.

Владимир сошел на трамвайной остановке и двинулся к дому № 40. Квартира Чеберяков была заперта. Он постучал несколько раз. Загремел засов, дверь отворилась, на пороге возник пожилой мещанин.

— Мне Веру Владимировну.

— Съехала с квартиры, — враждебным тоном ответил мещанин, пытаясь закрыть дверь.

Голубев успел подставить сапог в щель, и мещанин вынужден был отказаться от своего намерения. Когда он отступил, студент случайно взглянул на его поддевку, и на сердце потеплело при виде Георгия Победоносца на коне, значка Союза русского народа.

— Вы, как я погляжу, истинно русский? — спросил он.

— Да, состою в лукьяновском подотделе, — пропыхтел мещанин, возобновляя попытки захлопнуть дверь.

— Я — Голубев, секретарь «Двуглавого орла».