— Напрасно вы такого мнения о партии эсеров, — не вытерпел Бразуль. — Согласитесь, что в рядах этой партии состоят самые светлые личности современности. Правда, дело Азефа показало, что революционное подполье заполонили провокаторы и полицейские агенты. Кажется, они повсюду.
— Да, вы правы, — грустно усмехнулся Богров.
— Ну-ну, не преувеличивайте, — вмешался адвокат. — Среди нас же нет провокатора! Расскажите лучше о ваших видах на будущее?
— Нет никаких планов. Отец пристроил меня в юридическую консультацию, принадлежащую нашему родственнику, я туда изредка захожу. Живу в квартире родителей, имею бесплатный стол, одежду и сто пятьдесят рублей в месяц на карманные расходы. Сверх того, занят добыванием микроскопического подрядца, который мне обещал устроить знакомый инженер городской управы.
— Извините, Дмитрий Григорьевич, это просто глупо. Кругом такие возможности, за один день сколачиваются миллионные состояния, а вы прозябаете в какой-то консультации. Ну, это дело поправимое. Обещаю пристроить вас к выгодной коммерции.
— Благодарю, только… — юноша вздохнул и посмотрел потухшим взором в сторону буфетной стойки, уставленной закусками. — Знаете, я иной раз сомневаюсь: а надо ли пристраиваться? В сущности, что меня ждет впереди? Бесконечный ряд котлет, который предстоит скушать в течение жизни. Тоскливо и скучно! Хочется выкинуть что-нибудь экстравагантное, чтобы тебя запомнили.
Когда молодой человек откланялся, Марголин покачал головой.
— Видали, каков фрукт! Из хорошей еврейской семьи, дед — знаменитый беллетрист, отец — модный адвокат и счастливый игрок. Богат, образован, ни в чем не знает нужды. А ведь того и гляди пустит себе пулю в лоб. Надо ему подать мысль: уж если он задумал лишить себя жизни, пусть пристрелит какого-нибудь царского сатрапа. Шучу, шучу! — рассмеялся он и приступил к обычным расспросам. — Я только вчера приехал из Одессы. Как дела в Киеве? Что случилось за время моей отлучки?
— Ваш покорный слуга взвалил на свои плечи бремя редактирования «Киевской копейки».
— Зачем вам это нужно? Вы серьезный журналист, а «Копейка» — это желтая газета. Неужели вас привлекает реклама шустовского коньяка или жульнических патентованных лекарств?
«Копейками» называли газеты, рассчитанные на самую невзыскательную публику. Они стоили ровно копейку и издавались в разных городах. Но «Киевская копейка» все же отличалась от периодических изданий подобного рода. С одной стороны, «Киевская копейка» потакала вкусам небогатой публики, печатала сообщения о распродаже товаров по бросовым ценам, принимала объявления от прислуги о приискании мест. С другой стороны, госпожа Прохаско, издательница газеты, дама стареющая, но романтически настроенная, поставила цель просвещать читателей. Недаром её газета имела двойное название «Огни — Киевская копейка». Бразуль попытался объяснить эту разницу Марголину.
— Редакция намеревается выпускать литературное приложение, и вы даже не представляете, сколько молодых талантов обнаружилось в Киеве… На днях я познакомился с Исааком Бобелем, он приехал из Одессы учиться в Коммерческом институте. Имеет необыкновенную способность изображать жизнь Молдованки. Да-да, не смейтесь! Так увлекательно рассказывал о грузчиках и биндюжниках, что я посоветовал ему изложить все это на бумаге и обещал пропечатать в «Огнях». Только ему надо поторопиться. Боюсь, издание прихлопнут за противоправительственное направление.
— В России при нынешнем режиме невозможно начать доброе и нужное дело.
— Арнольд Давидович, у меня припасена сенсационная новость, — понизил голос Бразуль. — Вчера ночью охранка арестовала Менделя Бейлиса.
Адвокат, потягивая вино, равнодушно сказал:
— Бейлис? Вроде бы знакомая фамилия. Кажется, он гешефтфюрер венской фирмы, торгующей накладными бюстами? Ну, здесь ему не Австро-Венгрия, запомнит наши порядки!
— Мендель Бейлис — приказчик кирпичного завода Зайцевых. Его арестовали по подозрению в совершении ритуального убийства.
— Да что вы! — поперхнулся Марголин. — Ну-ка, Степан Иван, введите меня в курс дела. Помнится, с убитым мальчишкой все успокоилось, были арестованы его родственники.
— Их уже отпустили.
— Вот как! Ловко! Знаете, я сейчас поговорю по телефону с двумя-тремя общественными деятелями, а вы не сочтите за труд подождать меня. Закажите тут что-нибудь, — адвокат вытер салфеткой тугие красные губы и быстрыми шагами вышел из буфета.
Бразуль свистнул лакею и неуверенно сказал:
— Э… любезный! Арнольд Давидович распорядился записать на его счет.
Лакей почтительно осклабился, протянул карту.
— Рекомендую филе белой куропатки или желаете жюльен-с?
И хотя Бразуль знал, что угодливый лакей на самом деле презирает «бутербродников», как называли репортеров за привычку есть и пить на чужой кошт, он не без удовольствия составил меню. За соседним столиком несколько адвокатов отмечали удачное выступление коллеги, защищавшего отставного полковника, который вместе с приятелем учинил скандал в Купеческом саду. Адвокат самодовольно повторял свою пламенную речь: