Догмат о Церкви в канонах и практике

Получив прошение через секретаря, епископ не пригласил свящ. Вл. Андреева для личной беседы и заочно ответил Указом о «запрещении в священнослужении, в связи с публичным порицанием в адрес Правящего епископа» [131]. В чём заключалось «публичное порицание»? Прошение имело единственный адрес и не публиковалось. Запрещение длится шесть лет, и конец ему не предвидится. С архим. Зинона запрещение уже снято, а священник Владимир Андреев по-прежнему запрещён, лишён молитвы Церкви, вычеркнут из диптихов, то есть исключён из клира Псковской епархии без отпускной грамоты.

Такой акт называется «отлучением от Церкви». Соразмерна ли поступку священника Владимира Андреева высшая мера наказания? Какая альтернатива? Молчать? Лгать из страха перед архиерейским прещением? Страх рождает притворство. Не только перед другими. Возникает сложный психологический феномен: человек притворяется перед собой.

Несвободный человек вынужден идеализировать свою неволю. Стремясь сохранить уважение к себе в глубине искалеченной души, он с лёгкостью принимает доводы, оправдывающие его беспринципную покорность.

Образ о. Зинона, исполненный достоинства и содержательной глубины, вызывает уважение и симпатию. Его многолетнее отлучение от Церкви смущает христианскую совесть многих, но страх перед Преосвященным Деспотом связывает уста.

Во времена советского атеизма священник не был унижен животным страхом перед епископом. Тогда мы вместе смотрели в глаза опасности и были готовы к мученичеству, если призовёт Бог. Мы были единомысленны. Совет по делам религий, Компартия, НКВД были нашими общими противниками. Подвергаясь гонениям, лишаясь регистрации, попадая в тюрьму, священник знал, что может опереться на сочувствие и молитву Церкви.

Вернувшись из тюремного заключения в 1972 г. автор этих строк, священник, пришёл на приём к архиеп. Варфоломею Ташкентскому и Среднеазиатскому. Мы не были знакомы. Когда я вошёл в кабинет на берёзовой ноге без креста и в чужой рясе, Владыка растрогался, одел на меня протоиерейский крест, благословил и обнял. Эту награду я храню как дорогую память прошлого взаимопонимания с епископом. По поводу награды гонимого священника архиеп. Варфоломей принял большие скорби в Совете по делам религий.

Новые условия вознесли епископа Акакия Урюпинского и Ангорского в ранг сановника областной Администрации. В окружении богов местного Олимпа, он купается в лучах мирской славы, отделённый новым положением от нужд и забот своей паствы.

Устав РПЦ 2000 возлагает на епископа ответственность за соблюдение норм церковного права: «Епархиальный архиерей несёт ответственность за осуществление положений настоящего Устава, постановлений Соборов и священного Синода» [132].

Эта формальная ответственность не может осуществиться из-за отсутствия органа, контролирующего исполнительную власть. Природа исполнительной власти требует контроля за её законным употреблением. Вне такого контроля исполнительная власть становится самодержавной: «Русская земля держится Божиим благословением, молитвами Пресвятыя Богородицы, да нами, своими государями, а не судьями, воеводами и стратигами. А холопов своих мы вольны жаловать, а вольны же и казнити» [133].

Произвол авторитарной власти выражает торжество индивидуализма над личностью, которая принимает на себя ответственность за поступки и становится заложницей собственной добросовестности и верности.

Патриархия контролирует исполнение только некоторых положений Устава РПЦ 2000, затрагивающих её корпоративные интересы.

8.1.2. Судебная власть

Отдел Священного Собора 1917-18 г. «Об устройстве и принципах церковного суда» указал на неудовлетворительность Консисторского судопроизводства. Предсоборное Присутствие в 1906 г. признало, положительно оценило принципы светского суда и рекомендовало инсталлировать их в церковное судоустройство и судопроизводство. Эти принципы:

1) разделение судебной власти от исполнительной;

2) гласное и открытое судопроизводство;

3) равноправие и состязательность сторон.

В отличие от демократической установки на категоричное разделение исполнительной и судебной властей, в церковной практике сложилась традиция возглавления епископом обеих ветвей власти: исполнительной и судебной. Часть епископов на Священном Соборе 1917-18 г. отстаивала исторически сложившуюся практику, поскольку она сохраняет за епископом всю полноту епархиальной власти.

С другой стороны, судебная власть обретает смысл только при условии независимости судей: судьи должны быть независимы и подчиняться только закону. Если судьи находятся в материальной, административной, политической и прочей зависимости, то их решения теряют объективность и правовое содержание. Они не могут принимать независимые решения, руководствуясь законом и совестью. Решения суда оцениваются не как «правосудные», а как «целесообразные», «положительные», «выгодные»... наступает эпоха «телефонного права»... Суд превращается в карательный орган исполнительной власти.