Архиеп. Евсевий отрицает гонения на архим. Зинона: «нет никаких гонений... всего лишь запретил ему служить. Снимать с него сан, предавать Анафеме я не считаю нужным...»
[302]. По-видимому, архиеп. Евсевий до сих пор не понимает церковного смысла собственных поступков и написанных им слов.Этот вывод подтверждается и делом священника Владимира Андреева, последовавшим за делом архим. Зинона с братией. О. Владимир — единственный из клириков Псковской епархии, выразивший официальный протест по поводу запрещения архим. Зинона в частном письме архиеп. Евсевию (Приложение 2). Незамедлительно последовал Указ № 952 от 17 марта 1997 г. (Приложение 3) о запрещении в священное лужении свящ. Владимира Андреева «в связи с публичным порицанием в адрес Правящего епископа». На вопрос о. Владимира, в чем выразилось это «публичное порицание», секретарь епархии (архиепископ не удостоил запрещаемого священника личной встречи) ответил, что так владыка расценил упомянутое частное письмо. Свящ. Владимир Андреев находится под запрещением до сих пор.
IV. Проблема покаяния
Причастившийся за католической Евхаристией архим. Зинон наказан запрещением в священное лужении «до признания своей вины и раскаяния в ней» (Указ 880). Сразу возникает проблема: содержание, смысл и действительность католической Евхаристии оказываются неоднозначными для православного сознания. За неоднозначностью лежит мощный пласт канонического и литургического разномыслия, отнюдь не выводящего оппонентов за границы Церкви, поскольку абрис этих границ так же не однозначен.
Архим. Зинон признает действительность католических таинств. Он причастился с верой в истинные Тело и Кровь Христовы: «К церковным таинствам без веры не приступают. Меня понуждают к раскаянию. Раскаянию в чем? В том, что я причастился Тела и Крови Христовых. Каяться в этом я не могу, поскольку это будет прямое кощунство и глумление над Христом»
[303].Архиеп. Евсевий, напротив, не признает действительность католических таинств: «У них на Литургии никакие не Тело и Кровь Христовы, а просто хлеб и вино»
[304]. Отказ архим. Зинона покаяться в Причащении архиеп. Евсевий расценивает как «упрямство... у него даже в мыслях нет покаяться» [305]. Поскольку для архиеп. Евсевия св. Дары католиков не являются святыней, ему непонятен отказ архим. Зинона похулить таинство: «Виной всему гордость... он подрывает авторитет Церкви и монашества своим упрямством» [306].Архим. Зинон возражает: «Я готов смириться, если меня осуждают как грешного человека или плохого иконописца, но я не могу смириться, когда меня понуждают к хуле на церковные таинства»
[307].Архиеп. Евсевий понимает под «раскаянием» безоговорочную капитуляцию: архим. Зинон обязан осудить католическую Церковь и ее таинства. Это условие прощения. Архиерей не возлагает надежд на богословский диалог с архим. Зиноном. Это трудный путь. Легче поставить оппонента на колени приказом и прещением, видеть его унижение, слышать мольбы и торжествовать победу. Пустая мечта. Архим. Зинон не поступится совестью, не нарушит слово: «Ни в какую иную юрисдикцию или в раскол я никогда не уйду... Вы можете ходатайствовать о лишении меня священного сана... Я все равно останусь верен Московской Патриархии до конца»
[308]. Отлученный и гонимый церковной властью, лишенный церковного поминовения и забытый, архим. Зинон сохраняет преданность Московской Патриархии. Пять лет мужественного стояния в гонениях позволяют оценить его верность Православию.Нетерпимость, облеченная духовным саном и властью над человеческой совестью, неизбежно ведет к личным трагедиям. Под религиозным знаменем нередко сводят личные счеты и преследуют корыстные цели. В трагедии архим. Зинона прошла незамеченной история его личных отношений с архиеп. Евсевием. «Я очень хорошо отношусь к нему как к человеку, зная его очень давно по Троице-Сергиевой Лавре... Он подвижник, аскет, но умонастроение у него какое-то нарушенное, я не знаю почему», — сообщает архиеп. Евсевий в интервью «Радонежу»
[309]. Двадцать лет назад в Троице-Сергиевой Лавре произошел конфликт по пустячному поводу. Архимандрит Евсевий запретил одному посетителю приходить в иконописную мастерскую к иконописцу монаху Зинону. Иконописец обратился к наместнику, и тот отменил запрет. Конфликт уязвил самолюбие архимандрита, как видно, на всю жизнь.V. Послесловие