Догматика без догматизма

Да, многие животные тоже обладают развитой системой обмена информацией. Эти системы могут быть даже куда более сложными, чем нам на первый взгляд кажется. Но у человека есть уникальная способность входить в коммуникацию по поводу отсутствующих или абстрактных предметов. Это могут быть, например, прошлые истории, будущие события, этические нормы, представления о богах и так далее. Язык же создает и возможность обучения.

Особенно важным было бы дополнить сказанное тем, что человек – это единственное живое существо, обладающее самосознанием. Скажем, животное может чувствовать боль, но оно не может ощутить себя, чувствующего боль. Огрубляя и упрощая: животное может издать крик боли, но не может сказать: «Мне больно!».

Мы сейчас не будем вдаваться в те споры о различных тонкостях, которые ведутся в науке и философии. Ограничимся пока этим простым выводом: если мы сравниваем человека с другими живыми существами, то определением человека будет: «Человек – это разумное (владеющее языком, сознающее себя) живое существо».

Но теперь попробуем поразмышлять о человеке в контексте межчеловеческих отношений. Пусть разумность – это важнейшее отличие человека от животного, но ведь человек состоит не только из разумности. То, что объединяет человека с животными, оно тоже является частью его существа: наше тело с его ощущениями, наши (пусть и радикально ослабленные) инстинкты, наши эмоции – все это тоже является неотъемлемой частью человечности.

Человек – это нечто цельное, и если мы хотим дать какое-то определение человека, то оно должно включать в себя все уровни его существа, а не только его отличия от животного мира. Человека делает человеком не только то, что отличает его от животного мира, но и то общее, что есть у нас с животными.

Более того, вопрос можно поставить и острее: если человек – это разумное живое существо, то как быть с младенцами, как быть с человеческими эмбрионами, как быть с тяжелыми душевнобольными, как быть с людьми, рожденными без мозга, как быть с находящимися в коме? Являются ли они людьми? Являются ли они людьми в полном смысле этого слова? Они не обладают рациональностью, разумностью, может быть, даже вообще не обладают сознанием. Есть люди, у которых в силу болезни или от рождения сохраняются только вегетативные функции, то есть их физиология и психология развиты меньше, чем даже у низших животных.

Дитрих Бонхеффер в своей «Этике» предлагает следующее решение этой проблемы: «Вопрос имеем ли мы дело в случаях врожденного слабоумия с человеческими существами, является настолько наивным, что он и не требует ответа. Речь идет о рожденной от человека больной жизни, которая не может быть ничем иным, как, конечно, крайне несчастной, но все же человеческой жизнью».

Итак, речь идет о том, что всякая жизнь, рожденная от человека, является человеческой жизнью. Таким образом, мы не можем говорить о каком-либо человеке изолированно от всего человечества, от других людей. Понятие «человек» – это родовое понятие. То, что предлагает Бонхеффер, не является определением в строгом смысле этого слова, но оно помогает нам найти сколько-нибудь подходящий путь. Мы не можем определить человека, но мы можем увидеть его в его отношениях.

Таким образом, если мы говорим о том, что такое человек в контексте человеческих отношений, то понятие разумности теряет свое исключительное место, и нам нужно совсем другое определение человека, например, то, что предлагает Дитрих Бонхеффер. Нетрудно увидеть, что это совсем другое определение, несопоставимое с первым. Дополнить одно другим, привести их в гармоническую систему невозможно. Человек, как и отмечалось уже, словно бы ускользает от самого себя, от любых раз и навсегда данных определений.

Но главным для нас является третий вопрос о том, что же такое человек перед лицом Божьим. И здесь мы снова сталкиваемся с необходимостью иной точки зрения. Более того: из этого вопроса мы видим, что присутствие Бога, отношение Бога к человеку, как ничто другое ставит человека под вопрос. И это вопрос куда более радикальный, чем все философские и научные вопросы, которых мы только что касались. Слабо, но все же можно сравнить его с вопросом, который один любящий может поставить другому: «Что я такое, что ты полюбил или полюбила меня?». Даже если я все знаю о себе во всех смыслах, даже если я целиком и полностью понимаю себя, даже если у меня есть совершенно точное определение того, что же такое человек, то здесь я снова становлюсь для себя самого тайной.